О нем доложили Сталину

В особом отделе фронта докладная Рязанцева получила самую высокую оценку. Опытнейший профессионал Николай Николаевич Селивановский, начинавший службу в органах госбезопасности в особом отделе ОГПУ Среднеазиатского военного округа в далеком 1922 году, прошедший все служебные ступеньки — от помощника оперуполномоченного до комиссара, — имел за своей спиной десятки разведывательных и контрразведывательных операций, самым внимательным образом изучил материалы дел «ЗЮД» и зафронтового агента Гальченко.

В трех тощих папках насчитывалось всего два десятка страниц, но они многое сказали Селивановскому. За несколько дней пребывания в абвергруппе-102 Прядко-Гальченко удалось сделать, казалось, невозможное — его рапорт на 19 листах содержал бесценную информацию.

Петр в деталях раскрывал внутреннюю кухню абвера, связанную с изучением и вербовкой агентов. Это, а также его лаконичные, но вместе с тем емкие характеристики, яркое и точное описание внешности трех кадровых сотрудников и пяти агентов, схема расположения зданий, сооружений и порядок охраны абвергруппы-102 существенно пополняли те скудные сведения, которыми располагали контрразведчики Юго-Западного фронта.

Прошлый и нынешний, пока еще горький опыт борьбы с гитлеровскими спецслужбами подсказывал Селивановскому — этот по-настоящему крупный успех не был случайностью. В деле «зюд» благоприятным образом сочетались удача (Прядко действительно оказался находкой) и профессионализм Рязанцева. Павел не пошел на поводу у показаний вражеского агента Струка, а решился на оправданный риск, направив Петра с раз-ведзаданием к гитлеровцам. И не ошибся. Ему удалось сделать то, что оказалось не по силам двум армейским разведгруппам.

Закончив изучение материалов, Селивановский распорядился вызвать старшего лейтенанта Ильина, занимавшегося оперативной разработкой разведорганов 17-й армии вермахта, а сам прилег на кушетку. В последнее время к ночи его одолевали сильные, доводившие до тошноты, головные боли: сказывались хроническое недосыпание и постоянная нервотрепка. Расстегнув ворот гимнастерки, он потер виски — боль в затылке ослабела — и закрыл глаза. Прошла минута-другая, глухие удары сердца в ушах стихли, но расслабиться ему не удалось; стук в дверь заставил встрепенуться. Поднявшись с кушетки, Селивановский расправил складки на гимнастерке, застегнул ворот и крикнул:

— Войдите!

Вошел Ильин и доложил:

— Товарищ комиссар, старший лейтенант…

— Вижу, Володя, что еще не капитан, — с мягкой улыбкой заметил Сильвановский.

Он испытывал внутреннюю симпатию к этому рассудительному, не теряющему голову в самых сложных ситуациях, еще совсем молодому, но перспективному двадцатитрехлетнему офицеру. Ильина отличали недюжинный ум и профессиональная хватка. И сейчас, прежде чем принять окончательное решение по операции, Селивановский рассчитывал услышать от него дельные предложения.

— Ты с материалами по делу «зюд» и предложением Рязанцева ознакомился в полном объеме?

— Так точно, товарищ комиссар.

— Все ясно?

— Было несколько вопросов. Я их прояснил в разговоре с Рязанцевым.

— Что-то уж больно гладко все получается.

— Ну почему же, Николай Николаевич. Есть некоторые проблемы, но они носят рабочий характер.

— Например?

— Согласовать дезу с командованием. Тут, конечно, придется пободаться. Но ничего, на что-нибудь да уломаем.

— Нет, Володя, «что-нибудь» нас не устроит. Не тебе объяснять: чем ценнее информация, тем больший вес в глазах абвера приобретет Гальченко, — не согласился Селиванов-ский.

— Понимаю, Николай Николаевич, и надеюсь, что удастся договориться с начштаба армии по максимуму.

— Здесь можешь рассчитывать на мою поддержку.

— В таком случае нам с Рязанцевым останется доработать отдельные детали.

— Итак, будем считать, что с дезой определились. А в целом, на твой взгляд, какая видится перспектива?

— Из всех дел «ЗЮД» наиболее перспективное. Железный выход на абвер и толковый исполнитель. Надо раскручивать дальше, такой удачи может и не быть! — не колеблясь, заявил Ильин.

— Раскручивать? Удача? — и здесь в Селивановском проснулись сомнения, дремавшие в глубине души.

Та кажущаяся легкость, с которой Прядко удалось внедриться в абвер, его настораживала. Четыре предыдущие попытки, предпринятые отделами фронта, закончились провалом: три разведчика бесследно сгинули в лагере для военнопленных, и лишь один, Николаев, смог пройти сито проверок, подставиться на вербовку и закрепиться в агентурной сети гитлеровской разведки. Но в последний момент разведчика подстерегла роковая случайность — при переходе линии фронта он подорвался на мине.

Петр стал первым зафронтовым агентом, которому удалось не только внедриться в абвергруппу, но и заинтересовать собою самого начальника — подполковника Гопф-Гойера. А это уже выходило за рамки рядовой операции и создавало условия для завязывания с гитлеровцами серьезной оперативной игры.