О нем доложили Сталину

Сам Селивановский был более чем сдержан в оценках того, что сейчас происходило в боевых порядках войск. В глубине его серых глаз затаилась тревога. Нет, она не была связана с ходом операции «ЗЮД», здесь-таки все обстояло самым благоприятным образом. Она вышла на качественно новый уровень — контрразведчики получили уникальную возможность вести оперативную игру с гитлеровской спецслужбой сразу на двух полях: на чужом — через Петра в случае его возвращения в абвергруппу-102 и на своем — с помощью перевербованных Чумаченко и Погребинского.

В том, что разведгруппа Петренко-Прядко пользовалась абсолютным доверием в абвере, ни Селивановский, ни Рязанцев, ни Ильин не сомневались. Об этом свидетельствовала расшифровка радиограммы, поступившей от Гопф-Гойера. В ней он не скупился на обещание наград и предлагал Петру не только активизировать получение информации от офицеров штаба «Б» и «К», но и рассмотреть вопрос о вербовке Борисова. Ради этого Гопф-Гойер готов был рискнуть самолетом — прислать с ним посылку с деньгами и вторую радиостанцию.

Такая многообещающая заявка абвера подогревала здоровое честолюбие Рязанцева и Ильина. То, что предлагал Гопф-Гойер, предвосхищало их самые смелые замыслы: открывалась возможность подключения к оперативной игре еще одного исполнителя — Борисова. Подобных чувств они не увидели на лице Селивановского; оно по-прежнему было сурово. В радиограмме Гопф-Гойера его внимание привлекло не столько предложение Петру, связанное с вербовкой Борисова, сколько требование добыть любой ценой данные о резервах Юго-Западного фронта и состоянии войск после шести дней наступательных боев на южном фланге.

«Южный фланг? О нем говорил и Рухле! Неужели? Только не это!» — и в Селивановском ожили недобрые предчувствия.

В конце апреля у него состоялся трудный, с взаимными упреками разговор с командующим фронтом маршалом Тимошенко и членом Военного совета Хрущевым. Поводом послужили разведданные, поступившие от зафронтовой агентуры, и расчеты начальника оперативного отдела штаба полковника Рухле, который, не найдя понимания у своих непосредственных начальников, поделился ими с контрразведчиком майором Белоусовым. А они говорили о том, что планируемое наступление советских войск на Харьков не обеспечено в достаточной степени ни людскими, ни материальными ресурсами и в конечном итоге грозило обернуться катастрофой. Тимошенко с Хрущевым эти аргументы посчитали несостоятельными, самого Рухле обозвали паникером и через Сталина продавили в Ставке Верховного главнокомандования свой план операции.

12 мая ударная группировка Юго-Западного фронта начала наступление. На третьи сутки стал подтверждаться наихудший прогноз Рухле: авиация противника, завоевав господство в воздухе, лишила части 6-й и 9-й армий возможности совершать маневры. Тимошенко с Хрущевым забили тревогу: бросили в бой последние резервы, не предполагая, что все самое худшее впереди.

За спиной наступающих советских войск, на левом фланге, над 57-й армией генерала Поддаса нависла, подобно дамоклову мечу, мощная группировка противника. Ее костяк составляла 1-я танковая армия. Она проявляла странную пассивность. И это наводило Селивановского на мысль: гитлеровцы, отступая, специально заманивали в ловушку войска Юго-Западного фронта! 16 мая он в очередной раз попытался обратить внимание Хрущева на грозящую опасность, но тот не стал его слушать — наступление советских войск, несмотря на значительные потери, продолжало развиваться.

К 18 мая на отдельных участках гитлеровцы отступили на 25–50 километров. Об этих успехах Хрущев с Тимошенко бодро рапортовали в Москву и предлагали подключить к наступлению соединения Брянского фронта.

Казалось бы, Селивановский и Рухле со своими пессимистическими прогнозами были посрамлены.

Наступило 18 мая. Ночь на фронте прошла на удивление спокойно. Гитлеровцы не пытались контратаковать. Войска 6-й и 9-й армий после короткой передышки сосредотачивались для нанесения нового удара. Ничто не предвещало грядущей катастрофы. Первым ее предвестником стало сообщение, поступившее к Селивановскому полчаса назад; в нем говорилось, что танковая армия гитлеровцев пришла в движение.

Комиссара снова охватили недобрые предчувствия: «Неужели? Неужели началось? Размазня! Слюнтяй! Пошел на поводу у Хрущева с Тимошенко! — костерил он себя. — Надо было напрямую доложить товарищу Сталину, и тогда бы все пошло по-другому. По-другому?».

В памяти Селивановского до точки, до запятой всплыло спецсообщение, которое он адресовал Абакумову накануне наступления Юго-Западного фронта: «Планируемая операция преждевременна. Наступление из Барвенковского выступа опасно. Оттуда вообще следовало бы вывести 57-ю армию. Вокруг выступа немцы за зиму создали глубокоэшелонированную оборону и подтянули к его основанию значительное количество войск, которые в любую минуту могут нанести удар в тыл ударной группировки, парировать такой удар мы не сможем — нет достаточно сильных резервов.