О нем доложили Сталину

Поздний ужин начался при гробовом молчании и без Рейхера — тот спал крепким сном. Проверка, устроенная Штайном, вывернула всех наизнанку. Даже недалекому Белодеду стало понятно, что гитлеровцы смотрели на них, как на скотину, которую, когда приходило время, можно было безжалостно пустить под нож. И только появление на столе бутыли самогона оживило обстановку и развязало языки. Пили зло и без меры. За первой четвертью последовала вторая, а после ухода Петра ужин превратился в беспробудную пьянку.

Утром на зарядку Рейхер вышел в гордом одиночестве. Чуть позже к нему присоединился Петр. Остальные диверсанты после вчерашней попойки с трудом держались на ногах. Рейхер пришел в ярость, первыми ее жертвами стали Манько и Гуцаев. Они вообще не вязали лыка. Для них отрезвление началось не с огуречного рассола, а с зуботычин рассвирепевшего Рейхера. Под его рев те из диверсантов, кто еще мог двигаться, выволокли Манько с Гуцаевым из хаты и погрузили в подводу. Рейхер распорядился отвезти их в Крымскую на расправу Штайну.

Отправив штрафников, он принялся приводить в чувство остальных диверсантов. После отрезвляющего душа, устроенного на дворе у колодца, пропустил их через «мельницу».

Обнажившись до пояса, Рейхер играючи разминался с колесами от телеги, заменявшими ему гири, и бросал свирепые взгляды на штрафников. Его спина и грудь бугрились узлами тренированных мышц. Бывший чемпион Берлина по борьбе находился в блестящей форме.

Закончив разминку, Рейхер взялся за штрафников. Он не скупился на захваты и броски — они летали по двору, будто мешки с опилками. И только гигант Асланидзе попытался оказать сопротивление. Несколько минут между ними шла напряженная борьба. В конце концов, техника Рейхера одержала верх над грубой силой. Асланидзе был повержен. Бросив на него снисходительный взгляд, Рейхер приказал:

— Асланидзе! Тем, кто не протрезвел еще, по ведру воды! Затем все на завтрак.

— Яволь, герр лейтенант, — прохрипел тот и потащился к колодцу. Вслед за ним уныло потянулись остальные диверсанты.

Рейхер и присоединившийся к нему Петр возвратились в хату. Переодевшись, они сели за стол.

Завтрак подходил к концу, когда с улицы послышался шум подъезжающей машины и во двор въехал «опель». Из него выскочил Бокк. По его возбужденному виду можно было предположить, что на базе группы в Крымской произошло очередное ЧП. Рейхер было подумал, что информация о Манько и Гуцаеве уже дошла до Штайна, но ошибся. Внезапное появление Бокка не имело к ним никакого отношения. Причина заключалась в другом.

Накануне, во время допроса русского языка в тайной полевой полиции, были получены ценные сведения. Всех обстоятельств Бокк не знал, но то, что выдал пленный, представляло несомненный интерес и могло существенно облегчить проведение диверсионной операции в Туапсе. Язык, захваченный разведчиками четвертой горной дивизии, не являлся важной штабной шишкой: он был лишь «ванькой взводным». Главная его ценность заключалась в том, что несколько недель назад младший лейтенант служил в батальоне, охранявшем нефтетерминал в Туапсе.

Эта новость подняла настроение Рейхеру. После досадных проколов с Манько, Гуцаевым и Ромишвили удача, похоже, снова улыбнулась ему. Оставив за себя Асланидзе, он вместе с Петром отправился в Крымскую. Водитель выжимал из машины все, что можно, и ее, как лодку во время шторма, кидало из стороны в сторону на разбитых артиллерийскими тягачами и танками улицах станицы. Эта бешеная тряска продолжалась до тех пор, пока они не выехали на дорогу Краснодар — Новороссийск. Темная лента шоссе запетляла среди предгорий. Рейхер расслабился, прикрыл глаза и задремал. Петр отсутствующим взглядом скользил по унылому пейзажу, мелькавшему по сторонам.

До Крымской было рукой подать, когда у хутора Новоукра-инка из-за гор внезапно появились русские самолеты. Грозный гул мощных авиационных моторов в считаные секунды смел всех с дороги. Фридриху не нужно было давать команду. Он, опытный водитель, бывавший под бомбежкой не раз, успел высмотреть провал в ограде сада и направил туда машину. «Опель» подбросило на обочине, и Рейхер едва не протаранил головой лобовое стекло. Спасла реакция опытного борца — рука приняла на себя удар. Не обращая внимания на боль и, не дожидаясь остановки, он на ходу выскочил из машины и кинулся под ствол старой яблони. Вслед за ним, как горох, посыпались остальные.

В соседнем саду и прилегающему к дороге перелеску еще какое-то время звучали истошные команды, а затем их заглушил один всепоглощающий звук. Он плющил и вгонял в землю отчаянных храбрецов и последних трусов. Они были бессильны перед затаившейся смертью, что сотнями килограммов разрушительной взрывчатки в любую секунду могла обрушиться на головы.