О нем доложили Сталину

Рейхер остался сидеть за столом, но разгуляться диверсантам не дал. Да и они сами не горели желанием и, памятуя о судьбе Гуцаева и Манько, потихоньку разбрелись по комнатам. Это была их последняя мирная ночь на хуторе.

Ранним утром диверсантов поднял на ноги натужный гул мотора грузовика. После завтрака они собрали оружие и взрывчатку и загрузились в кузов. Рейхер с Петром сели в кабину. Водитель вопросительно посмотрел на Рейхера. Тот коротко бросил:

— В Шапсугскую!

Эта горная станица располагалась в двадцати одном километре от Абинской и была последней на пути к фронту. Грузовик, расплескивая по сторонам лужи и грязь, выехал с проселка на хорошо укатанную дорогу. Она проходила по правому берегу быстрой и своенравной реки Абин. Густой туман, поднимавшийся над клокочущей стремниной, на какое-то время скрыл машину от русской авиации. Воспользовавшись этим, водитель давил на педаль газа, стараясь поскорее проскочить открытый участок местности.

Позади осталась Владыкина гора, поросшая густым лесом; она походила на знаменитую шапку киевского князя Владимира Мономаха. А дальше дорога замысловато запетляла по карнизу неглубокого ущелья. Воронки по обочинам, остовы сгоревших машин и КПП на каждом километре напоминали о близости фронта и вылазках советских диверсантов. Помнили об этом и часовые, дотошно проверявшие документы и машины. Поездка в Шапсугскую для группы Рейхера могла бы затянуться, если бы не спецпропуск. Он действовал безотказно — шлагбаумы моментально взлетали вверх, а часовые застывали по стойке «смирно», и меньше чем через час диверсанты были на месте.

В Шапсугской еще ощущалось леденящее дыхание уходящей зимы. В лесу лежал глубокий снег, а лужи на единственной улице и небольшое озерцо в центре, у школы, покрывал толстый слой льда. Дворы и площадь перед правлением бывшей артели лесозаготовителей, казалось, вымерли, и только внимательный глаз мог различить у хат и сараев затаившиеся зенитные батареи и отрытые в полный профиль окопы.

Изредка на пути попадались мотоциклисты, но и те спешили укрыться под навесами. Комендатура жестоко контролировала соблюдение маскировки. Рейхер не стал делать остановку в станице, и группа продолжила движение. За околицей дорога раздваивалась: одна уходила вправо, к перевалу на приморский поселок Кабардинка, а другая — влево, она вела в глубь гор.

Рейхер приказал свернуть налево, в сторону хутора Эри-ванский; там был конечный пункт маршрута группы, где ей предстояло сосредоточиться для прорыва через линию фронта. От нее диверсантов отделяло пять километров, и они невольно подобрались. Рейхер и Петр положили автоматы на колени и внимательными взглядами осматривали окрестности.

Вскоре дорога превратилась в еле заметную полоску. Скалы вплотную подступили к ней и гранитными языками грозили вот-вот смахнуть машину в пропасть. На дне ее вскипала седыми бурунами река. Горный серпантин совершил очередной крутой зигзаг. Машина угрожающе накренилась — левое заднее колесо зависло над обрывом, но водитель удержал машину на дороге и с трудом вписался в поворот. Сразу за ним путь преградила сучковатая жердина шлагбаума. Машина тяжело вздохнула перегретым мотором и затихла.

Из укрытия показались две мешковатые фигуры часовых. На рукавах бушлатов болтались засаленные повязки, на них с трудом читалось «Полиция». Старший поста повелительно махнул рукой, и водитель дернулся было из кабины. Но Рейхер приказал оставаться на месте и поманил к себе часовых. Полицаи же не торопились и вели себя бесцеремонно. Мордатый краснорожий часовой дернул ручку кабины и приказал:

— Выйти всем! Проверка документов!

— Че-го-о? Ты что, не видишь, кто перед тобой? — возмутился Петр.

— Сейчас побачим, — с кубанским говорком невозмутимо ответил полицай.

— Ну, ты, скотина… — это все, что успел сказать Петр.

Волосатая лапища схватила его за грудки и, словно репу из грядки, выдернула из кабины. Профессионально поставленный апперкот снопом искр вспыхнул в глазах Петра, и перед ним все померкло.

Партизаны действовали стремительно и решительно. Рейхер с водителем не успели схватиться за оружие, как оказались на земле и уткнулись носами в снег. В кузове грузовика тоже ничего не смогли предпринять. Три наставленных на диверсантов ствола автоматов и истошный вопль «Лежать, суки!» отбили всякую волю к сопротивлению.

Не прошло и минуты, как с группой Рейхера было покончено.

Он, Петр, водитель и девять связанных диверсантов как бревна катались по настилу кузова. Грузовик свернул с дороги и, пробившись сквозь снежные заносы, остановился на поляне. Одичавший фруктовый сад, торчащие из земли, словно гнилые зубы, остовы фундамента усадьбы и сарай с провалившейся крышей — все, что осталось от хутора.

На звук мотора машины из развалин выбрались пятеро партизан. Впереди шел коренастый, в меховом полушубке, судя по поведению — командир отряда. «Мордатый» высунулся из кабины и радостно завопил:

— Семеныч, принимай улов! Взяли тепленькими. Рыпнуть-ся даже не успели.

— Сколько? — спросил тот.

— Одиннадцать рыл и один офицер.