О нем и о бабочках

– Умная же ты, Алиска! – Рыжий упал на четвереньки и, обнаружив по запаху первач, собрал пригоршнями мокрый снег в шапку. – А стакашка целый! – возвестил.

Попутчики уселись в сани, хором скомандовали кобыле «Пошла!» и дальше продолжили путь молча. Шурка растапливал порцию снега в стакане и сразу же выпивал. Крепости, конечно, убыло, но количество опьянило рыжего, он замычал какую-то песню, а затем вновь заснул с открытым беззубым ртом. Алиска в санях скользила по январскому снегу и продумывала перспективы насчет будущего мужа – откуда тот возьмется, если даже во Владимире нормальных мужиков нет. Алкаши и неудачники. Чего уж говорить про родную деревню! Три старухи одинокие, один лежачий дед Выхин, за которым старухи приглядывают, они с бабкой Ксенией да Шурка рыжий. Хотя он не из их деревни, а из Степачево, где магазин. Там людей поболее, но ни парней, ни мужиков нет совсем. Старшеклассников в школе, тех, кто не ушел в ПТУ после девятого, осталось с десяток прыщавых ботаников, наглых от отсутствия конкуренции до беспредела. Руки распускают, чуть зазеваешься – под юбку! Но Алиска в обиду себя не дает, силой не обижена и не раз уже навешивала фонарей приставалам. Но они как мухи – сколько их ни убивай, все равно лезут на сладкое!

Алиска разглядела прямоугольники электрического света – значит, деревня близко. Она попыталась растолкать Шурку, но не получилось. Лошадь, почуяв близость человеческого жилья, пошла быстрее, вскоре девочка спрыгнула в снег и заторопилась по протоптанной дорожке к своей избе. Она уже не думала о рыжем, о том, что человек может замерзнуть холодной ночью насмерть, это было делом самого взрослого мужика, да и кобыла всегда довезет его до дома в Степачево, туда, где тепло и хоть сена клок имеется.

– И что так долго? – с недовольством в голосе поинтересовалась бабушка. Если точнее, она не бабушкой была Алиске, а прабабушкой. Алискину бабушку уже лет восемь как задрали бродячие собаки или волки. Так же зимой припозднилась, шла из Судогды почти ночью, ну и попала… к друзьям человеческим. – Где была? – спросила баба Ксения. Она хоть и в прабабках числилась, но лет ей всего-то без году шестьдесят стукнуло. Она в пятнадцать лет родила Алискину бабку, Пелагею, пошедшую на корм диким животным, которая много до того, в пятнадцать же годов от роду, также принесла миру дочь – мать Алиски, Ирку Капронову, а последняя так и вовсе в четырнадцать разрешилась. И все девки!

В ответ на бабкины вопросы Алиска, как обычно, отвечала что-то неопределенное, не имея желания продолжать один и тот же постылый разговор про школу и будущее, быстро переоделась в домашнее и, взяв пустое ведро, отправилась доить корову Глашку.

Вернулась через полчаса с надоем и, не ставя ведро, поглядевшись в зеркало, заметила на лбу целую россыпь назревающих прыщиков.

– Чего так мало? – Неслышно подошедшая бабка заглянула в ведро. – Литров восемь всего? Али того меньше!..

– Че подкрадываешься, как привидение! – рассердилась Алиска и на Ксению, и на юношеские прыщи. – Корми Глашку лучше, она и доиться прилежнее станет!

– Не учи ученого – съешь говна печеного! – отсекла бабка. Она забрала из руки правнучки ведро и через марлю процедила молоко в трехлитровые банки. Получилось три неполные. – Творога выйдет полкило и по пол-литра соседям. Денег – на хлеб да на пачку рожков, если завезут.

– Сядешь на диету, – съязвила Алиска. – Ща модно.

– А ты в погреб отправишься! – не уступала бабка.

– С какого перепугу?

– Чтоб хамничать охоты не было! И жрать вечером не дам!

– А я к участковому, Дыскину. Не имеешь права! Оформила опеку – обязана кормить. Не то по закону ответишь.

От такой неслыханной наглости бабка Ксения чуть банку с молоком не уронила, но капитал все же удержала и ответила едко:

– Вот и мать твоя такая же росла, дерзкая да до мужиков охочая. А где мужики, там враки и алкоголизм. Сгинешь, как и мамаша твоя!

– Так она внучка тебе! – не отступала девочка. – Ты ее такой сама воспитала, или гены у тебя порченые?

Бабка Ксения не знала, что такое гены, на матерное не похоже, да и в словах Алиски пряталась своя правда. Старуха, сменив гнев на милость, позвала внучку ужинать:

– Поживее! Тебе еще посуду мыть да уроки учить.

– А че там? – поинтересовалась Алиска, глядя на горшок, который бабка Ксения вытаскивала из печи ухватом. Она взяла с подоконника подставку и ловко сунула ее под дно раскаленного горшка.

– Картоху яйцами залила, – сообщила Ксения. – Поди достань из холодильника огурцы соленые, а с полки масло подсолнечное. Ежели осталось…