О нем и о бабочках

Он сидел молча, внезапно поняв, что ему не о чем с ней разговаривать. Совместное прошлое было столь мимолетным, словно день и ночь, но в нем помещались его первая любовь и первые страдания.

– А как твой Грязев?

Она пожала плечами, а Иратову нестерпимо захотелось обидеться на нее за прошлое, за посылку, посланную из экзотической страны, за украденную веру, – но не получалось. Невозможно обижаться на немолодую женщину, которая спасла тебя от жизни с немолодой женщиной. Ее можно только благодарить!

Он положил ей голову на колени, а она, как когда-то, гладила его волосы, завивая на пальцы черные локоны. Иратов понял, что это единственные колени, в которые он может уткнуться и побыть немного слабым. Мать умерла, а каким-то проходным женщинам доверяться – и мысли такой не приходило. Он спросил, как зовут ее сына.

– Арсений…

– Тезка… В честь меня?

– В честь поэта Тарковского.

– Да-да… Это здорово – Арсений Грязев…

– Арсений Иратов, – поправила Света, и колени ее напряглись.

Он никогда еще не думал о детях серьезно и сейчас не желал. Услышав, казалось, столь неожиданную информацию, судьбоносную, способную изменить жизнь, Иратов даже не вздрогнул. На мгновение он подумал, что Света сватает ему грязевского сына, но тотчас понял, что это не так. Еще ему стало ясно, что именно казалось знакомым ему в лице мальчика – он сам. Таким было его собственное лицо в тринадцать лет.

Он поднял голову с ее колен:

– Что я должен делать?

– Не знаю, – ответила Света. – Я просто думала, что тебе надо знать про сына.

– Почему раньше не рассказала?

– Ты бы не поверил. Я была не твоей женой. Да и зачем было портить тебе жизнь? Ты был славным мальчиком…

Иратов посмотрел в окно, и ему показалось, что там, внизу, на кривой тополиной ветке полощется на ветру когда-то подаренная им ее шелковая ночная сорочка, пропитанная запахом всех сук, которые в ней спали после Светы, в которой их драли с первобытным животным натиском, дабы вытравить из ноздрей ее запах…

– Я не хочу с ним знакомиться, – жестко уведомил Иратов. – Решение оставить ребенка твое. Ты в это время жила с археологом. Я тогда почти умер!

Она тотчас поднялась с кресла. Выражение ее лица не изменилось.

– Я должна была тебе сказать… Всего хорошего! – и вышла из комнаты.

Он и не собирался ее догонять, вдруг смутившись своего прежнего ностальгического порыва. Смущение быстро перешло в досаду, смешанную со злобой, и пришлось выпить большую порцию коньяка, чтобы расширить сосуды и нейтрализовать адреналин.

Появился Витя и спросил, широко улыбаясь, показывая роскошные белые зубы:

– Ваш сын?

– Пошел в жопу! – прорычал Иратов в бешенстве. Его лицо исказилось от непонятного помощнику гнева, а глаза вылезли из орбит. – В жопу пошел!!!

Он перестал вспоминать. Ему было неприятно…

Для ремарки: позже он отыскал Свету и инкогнито помогал ей денежными переводами. Не из чувства долга, просто считал это разумным.

Иратов отключил компьютер и отправился на кухню, где пожарил себе три яйца с помидорами. Поел, отгоняя плохие воспоминания, выпил пятьдесят грамм коньяка.

Арсений Андреевич решил, что сегодня в офис не поедет, надо подняться к Верочке и попытаться начать перестраивать отношения, исходя из нынешнего положения вещей. К 16:00 он хотел поехать поиграть пару в теннис и посетить массажиста… Хотя массаж в данном положении будет лишним.

Он уже закрывал дверь, когда прозвонил мобильный, забытый на письменном столе. Пришлось вернуться и ответить на звонок. Это был помощник Витя, которого он полчаса назад послал в пятую точку.

– Чего тебе? – ответил не совсем дружелюбно.

– Арсений Андреевич, могу я вас соединить с городом?

– Срочное?

– Молодой человек не назвался, но он так настаивает, словно жизнь его решается!..

– Витя, всегда найдется тот, у кого в данный момент решается жизнь!

– Мне отказать?

– Соединяй, если уж жизнь…

– О’кей…

Несколько секунд в трубке играла фоновая музыка, потом раздался щелчок, после которого Иратов услышал незнакомый голос, принадлежащий, по всей видимости, действительно молодому человеку:

– Арсений Андреевич?

– Да… – Он не услышал в голосе звонящего отчаяния, о котором упоминал Витя. – С кем говорю?

– С самим собой, – сообщил голос.

– Я не располагаю временем для идиотских шуток! – жестко ответил Иратов, собираясь взгреть Витю и предупредить, что еще один такой косяк – и он лишится работы.

Арсений Андреевич хотел оборвать связь, но в трубке предупредили:

– Не отключайтесь, это крайне важно для вас!

– Чем же?

– Я знаю, что с вами произошло.

– Не понимаю…

– Вы что-нибудь теряли важное в последнее время?

– Говорите яснее, или я вешаю трубку!

– Не теряли ли вы в последнее время некую часть собственного тела?

Кто? – подумал Иратов. Сука Сытин сдал? Кроме него и Верочки никто не знает… Так или иначе, его, могущественного и твердого, как камень, сейчас пытаются шантажировать.

– Я на шантаж не ведусь! – предупредил Арсений Андреевич. – Более того, я жестко отвечаю на такие действия и уверяю вас, что вы скоро узнаете, насколько я могу быть жестоким!