О нем и о бабочках

Собирая кофейную утварь обратно на поднос, Верочка с отчаянием подумала, что, как раньше, уже не будет никогда… Это «никогда» пугало смертельным диагнозом. И она боялась! Очень!

9

Задумал переселиться к Извековой. Все же отдельная квартира, да и записана она на меня. Иногда хорошо сменить место жительства, полезно, особенно перебраться из худших условий в лучшие. Поменяв белье, я нежился на старинной перине и уплетал зефир в шоколаде, которого было в запасе стратегическое количество. И чего актриса столько сладкого накупила?.. А потом из-под перины выпала сберегательная книжка на предъявителя. На ней размещалось восемнадцать миллионов рублей с копейками. На первой страничке простым карандашиком было помечено «моему племяннику». Ах, милейшая тетушка, спасибо вам от страждущего странника, что не потратили средства на себя, а оставили своему старинному, своему верному собеседнику на прожитие! Вы же знаете, как часто я чувствовал себя в нужде, а вы меня одарили за все муки разом!

Хорошо, что у Извековой тоже старый проводной телефон с дисковым набором.

Зашел в Сбербанк, заполнил документ на миллион и протянул девице с заспанными глазами.

– Такую сумму надо заказывать, – проныла операционистка.

– Это какую «такую»? – рассердился я.

– Какую вы указали…

– Помилуйте, да с какой стати я должен заказывать свои деньги?

– Таков порядок.

– Менеджера! – потребовал я.

– Гришечкин! – крикнула себе за спину девушка и по-простецки зевнула во весь рот.

Из стеклянного офиса-бокса на призывы появился молодой прыщавый долдон неопределенных лет и, настроив улыбку, подошел к зовущей.

– Требует миллион. И менеджера, – пояснила девица.

– Я весь ваш! – улыбнулся менеджер.

– Вы Гришечкин?

– Старший менеджер сего отделения! – с некоей гордостью подтвердил долдон.

– Мне, Гришечкин, миллион нужен, а не ты! Ты как инструмент, всего лишь даешь распоряжение на выдачу.

– У нас правило…

– Закрываю вклад и требую немедленно его в наличной форме и полном объеме! – объявил я, чувствуя себя совершенно расслабленным из-за отсутствия очереди и наличия свободного времени. – И ты, Гришечкин, лично будешь виноват в потере клиента! И как, ты думаешь, к тебе звезды после сего расположатся? Кстати, ты кто по национальности?

– Русский…

– Так вот, для тебя звезды могут выстроиться как угодно! Нет звезды для… Ну, эта инфа тебе ни к чему. Так что думай, Гришечкин, сколько в этом клоповнике желающих сесть в твой аквариум!

Я был приглашен в застекленный апартамент метров десяти, который так не хотел терять старший менеджер. Аппарат выдал мне чашку кофе сомнительного качества, прозрачные стены закрыли жалюзи, и Гришечкин поинтересовался:

– Вы что-то там про звезду…

– Я всегда про звезды, мой друг! Астрология наука тонкая, но очень достоверная.

– Так вы астролог?

– Владею.

Лицо Гришечкина запылало любопытством. Он всегда верил во все и всех. От знахарок и колдунов, в президента и, конечно, в астрологию. У него был один очень важный вопрос о будущем…

– Я тотчас распоряжусь выдать вам миллион рублей! – решил старший менеджер. – Девочки иногда перегибают палку. Их можно понять – у них-то миллиона нет!.. А можно вопросик как к профессионалу?

– Ты Близнец?

– Как вы…

– Посмотрел на тебя – и узнал, – сработал я на опережение. – Девятого числа родился в 8:45…

– Боже! – всплеснул руками Гришечкин.

– Нет, – открестился я. – Я не Он. Я астролог. Ты, Гришечкин, не волнуйся, Елена Ивановна Стаканова тебя хоть и не любит, но замуж пойдет. Видит в тебе перспективы. Надо же женщине из Хабаровского края как-то и на что-то воспитывать свою дочь!

Старший менеджер слушал с открытым ртом, а потом ойкнул:

– Какая…

– Вижу, не знал о дочке-то?

– Да нет, конечно!.. Вот тебе и звезды…

– Ну, дочку при удачном раскладе можно в интернат поступить!.. В общем, не морочь, Гришечкин, мне своими копеечными проблемами голову. Подавай миллион за информацию!

– Да как же это?.. – мрачнел на глазах менеджер.

– Все бабы суки! – подбодрил я. – С давних времен. Начиная с Евы. Первостепеннейшая сука была! Так что с миллионом?

– Конечно-конечно!

Менеджер поставил витиеватую подпись на документе.

– Ну и молодец! А чтобы подбодрить тебя, скажу, что дочка Елены Ивановны Стакановой страдает олигофренией, так что наследственность любимой вами женщины под сомнением. Нужны вам дети-олигофрены?

– Да как-то… – промычал в ответ Гришечкин невразумительно.

– Так вот, хорошая новость состоит в том, что вы проживете долгую жизнь и умрете в свой день рождения.

Покинув кабинет Гришечкина, я подошел к окошечку все еще непроснувшейся операционистки и придвинул к ней документ. Электронный счетчик отмерил двести пятитысячных купюр, деньги – две пачки – были перехвачены резинкой и переданы мне в свободное пользование.

– Не потеряйте, дядя! – предостерегла девица.

– Ваше родимое пятно на правой груди надо удалить. Из-за него ваш сожитель вас не хочет. Да и не может…

Уже в дверях я услышал вопль Гришечкина:

– А как долго жить-то буду?

– Да живи сколько хочешь! – ответил, а про себя молвил: все тридцать два – твои. А потом в ванне захлебнешься, отравленный рукой клофелинщицы.