О непредсказуемости жизни (сборник рассказов) (ЛП)

— Уже было, — Топо заговорил громче. — Тогда. В прошлый раз. Я помню. Вечером. Солнце скрылось, и я ощутил, как становится зыбким и текучим мое тело... а вместе с ним душа и разум! Я помню, как в моем сознании возникали мысли и слова... слова!.. новые, но бывшие моими... их не было до того, но они возникли, и стало так, что они были всегда... Я помню, как вокруг возникали вещи, которые я видел, но не замечал... И вдруг заметил, и все стало чужим, грозным, страшным! То превращение привело меня в мир, немыслимый для простой мыши, силой заставило принять... понять... А сейчас? Что будет сейчас? Все плывет, меняется... Опять... Что из меня получится теперь?

Тут он приподнялся и, вывернув шею, посмотрел на меня умоляющим взглядом. Не зная, что сказать, я просто сидел и смотрел, надеясь, что моего присутствия будет достаточно. Просто сидел там и смотрел на него. В какой-то мере мне было его немного жаль. Доверчивый и симпатичный парень, сейчас вновь пытался принять изменения, от которых не мог отказаться... и в том была моя вина!

Мы оба молчали, не желая разрушать хрупкий островок покоя, возникший посреди полутемного сада. И я сидел, а мыш лежал, и мы оба смотрели, как луна плывет меж облаков, и слушали гулкие удары колокола надвратных часов. Камни-светильники, повинуясь заданным мною суточным циклам, постепенно угасли совсем, а я сходил к рабочему столу за лампой. И в неверном свете пропитанного маслом фитиля увидел, что изменение тела Топо стало заметнее. Коричневая и рыжая шерсть исчезла, сменившись короткими и пушистыми покровными перьями, вдоль лап начали формироваться длинные и широкие маховые перья. Постепенно стала видна будущая расцветка...

— В кого я превращаюсь? — спросил Топо, приподнимаясь. По-видимому, он заметил мой взгляд.

— Не совсем уверен... но кажется, ястреб, — ответил я, припомнив птицу с подобной расцветкой.

— Что?!

— Ястреб-перепелятник. Или сокол, пустельга.

— Я стану ястребом?!

— Ну... Кажется да. В какой-то мере.

— И что же, теперь мне придется охотиться на самого себя? — сказал он со сдавленным смешком, опуская голову на лавку.

Похоже, осознав, кем он станет, Топо успокоился и вскоре я услышал его равномерное дыхание. Он заснул.

Надвратные часы, отсчитывающие время для всей Цитадели отбили прошедший час еще раз... а быть может и два, я не считал часов, но вскоре камни-светильники засветились ярче, а потом и небо побледнело. Наступило утро. Восток заалел, предвосхищая восход, и с первыми же лучами, брызнувшими из-за несокрушимых крепостных стен, Топо вновь начал меняться. Перья уменьшились, а потом и вовсе затерялись среди черно-рыжего меха, тело съежилось, и вскоре на скамейке тихо сопела носом спящая белоногая мышь.

Поглядев еще немного на маленького грызуна, я поднял его, и осторожно покачивая в руке, ушел в свою комнату. Там, сделав на столе гнездо из старой простыни, осторожно опустил в нее спящего мыша. А после и сам лег спать.

Как бы мне хотелось сказать, что после столь беспокойной ночи я провалился в сон без сновидений, проснувшись глубоко за полдень... Увы, увы, мне! То ли расшатанные нервы, то ли подступающая старость сделали мой сон чутким и хрупким, а солнце, бьющее в окно, ему отнюдь не помогло. В итоге, продремав не больше двух часов и поворочавшись без толку с боку на бок еще с четверть часа, я поднялся и отправился... куда же еще? Обратно, к саженцам, плодам, деревьям и кустам...

Уже уходя, я еще раз взглянул на Топо. На теле мирно спящего грызуна не осталось и следа изменения — ни перьев, ни клюва, ни когтей, ничего. Как хотелось бы мне надеяться, что так останется и после заката... Увы, я знаю по себе, сколь цепко и устойчиво проклятье Насожа!

Возможно, стоило остаться и присутствовать при пробуждении мыша, но... Вспомнив о бывшей не далее как вчера срочной промывке всего гравийного массива моих гидропонных плантаций, я просто в ужас пришел от мысли — что еще смогут сотворить мои помощники без меня? А потому... Вернувшись же на рабочее место, я напрочь заработался. Разметка площадей под плантацию горчичного листа, проверка других плантаций, замена умершего камня-светильника... Освободился я только после захода солнца и тут же поспешил обратно, в свою комнату.

Уже подойдя к двери, я тихо прошептал молитву богам-покровителям Цитадели: «Да свершится по воле Вашей, чему суждено быть...» И толкнул дверь.

На столе, в гнезде из старой простыни было пусто, только одинокое коричневое перо лежало возле смятых тряпок.