О непредсказуемости жизни (сборник рассказов) (ЛП)

Запах мыла, морской пены и старых салфеток — от стеллажа, притулившегося прямо напротив шкафа и содержащего все, какие только можно вообразить виды зубочисток...

Вонь чего-то горелого — от камина, где над давно погасшими углями висел закопченный котелок, его подгорелое содержимое когда-то выкипело, да так и осталось. И отовсюду, буквально из каждого угла — запах особых, ароматизированных чем-то неведомым чернил гусыни. Отрывки стихов, отдельные мысли, заметки — рукой Шаннинг писанные на всем, что подвернулось ей в моменты вдохновения. На салфетках, на полях книг и писем, на скатерти и стенах, даже на собственной одежде достопочтенной. Просто ужасная растрата писательского таланта, поскольку (увы и горе всем нам!) большая часть всех этих записей абсолютно нечитаема...

Каким образом сама достопочтенная разбиралась во всем этом хаосе — то ли чудом, то ли какой-то причудливой комбинацией абсолютной памяти и особого таланта  — ума не приложу. Но ведь разбиралась, причем безошибочно. Сколько раз, потратив на поиски в этой комнате напрочь пропавшей вещи не один час, я обращался к достопочтенной гусыне с недоуменным и раздраженным вопросом, чтобы почти тут же получить искомое. Причем в большинстве случаев Шаннинг не приходилось даже вставать с ее высокого табурета.

Впрочем, наша достопочтенная и не была бы собой, будь она какой-то иной. И я лишь больше ценил произведения ее великолепного ума, все-таки прорывавшиеся сквозь хаос, пусть даже это был всего лишь эпиграмма, написанная торопливыми каракулями на листе салата...

А вот Томас и Боб, не привыкли ни к подобному виду, ни к самой гусыне. Представьте же их удивление, когда предложив им присесть на два пыльных стула, спиной к угасшему камину, сама хозяйка застыла столбом, уставившись на полки со свитками. К счастью, я сразу узнал мечтательно-отсутсвующее положение крыльев и шеи, ту особую позу, которую достопочтенная принимала, мысленно улетая в известные только ей дали и выси.

— Доктор! — нарушил я полет ее мысли. — Доктор Шаннинг, вы хотели сказать нам что-то важное.

— Ах, да. Сию минуту, почтенные господа, сию минуту.

С этими словами гусыня взгромоздилась на ее любимый высокий табурет, прямо перед теми самыми полками, но уже спиной к ним.

— Так о чем же мы... Ах да, письмо! Дело в том, ваша светлость, что вы никак не могли прибыть по моему зову. Потому что я не отправляла вам письма.

После таких слов, челюсть отвисла уже не только у лошадников, но и у меня.

— И каким же чудом мы смогли его получить? — первым пришел в себя Томас. — Может быть... письмо могли отправить без вашего ведома? У вас ведь есть служанка?

Впрочем, пыльные разводы на стоящем в углу туалетном столике тут же опровергли его слова.

— Нет, ваша светлость, письмо не отправлялось, — покачала клювом Шаннинг. — Во-первых, я и не собиралась его отправлять. Во-вторых, Ки-койот не поднимается за посланиями сюда, я сама уношу их вниз, а именно это письмо я не уносила. И, в-третьих, даже глядя на торчащий у вас из рукава уголок написанного мною письма, я точно знаю — это письмо не покидало комнаты. Потому что, не вставая с места, я вижу это же самое письмо, лежащее на полке.

В полной тишине Томас вынул из рукава свиток пергамента, медленно развернул и, окинув взглядом сверху вниз, перевел озадаченный взор сначала на меня, потом на Боба.

— Доктор, а вы можете показать нам, то ваше письмо, которое на полке? — попросил Боб Стейн.

— Конечно, уважаемый. Вон оно!

Взмах крыла гусыни охватил половину комнаты, вместе с изрядной частью Барьерного хребта и Мидлендса.

— Кхм... — я решил вмешаться, поскольку в этой комнате искать маленький свиток мы могли до следующего пришествия Насожа. — Шаннинг, тогда уж достаньте нам его. Чтобы не тратить время на поиски.

Не вставая с табурета, даже не приподнимаясь, гусыня протянула крыло назад-вверх, и безошибочно вытащив из горы лежащих на полке свитков один, протянула герцогу.

Осторожно развернув пергамент, Томас принюхался и всмотрелся...

— Это невероятно! — воскликнул он. — Запах, чернила... Даже помарки, кляксы и жирные пятна на тех же местах! Они неотличимы!

Схватив, до того мирно лежащий на коленях второй пергамент, конь-морф поднес его поближе к первому, сличить. В тот же миг оба листа задрожали, затрепетали, как будто неощутимый, но неистовый ветер рванул их из пальцев-копытец, в мгновение ока письма притянуло друг к другу, они слиплись... Все. На колени лорда упал один-единственный лист исписанного пергамента, тут же свернувшийся трубкой.

— Мда... Весьма... интересно.

Даже и не знаю, кто это сказал, но лично мне было более чем достаточно. Я решил немного отвлечься, а потому достав из кисета любимую трубку, набил ее смесью трав и начал неторопливо раскуривать.

Поглядев, как я пускаю колечки, Хассан осторожно взял с колен свиток, медленно развернул...

— Все как раньше. По крайней мере, внешне. Ну, верные мои советники... и разумеется достопочтенная Шаннинг, что скажете?

Какое-то время мы обдумывали, что тут можно сказать. Первым нарушил тишину Боб Стейн: