Все мы их видели — на велосипедах или пешком, в аккуратных брюках и идеально отглаженных белых рубашках с коротким рукавом. С черными блестящими табличками, где указаны имена, и широкими улыбками они приходят к дверям наших домов и спрашивают, не хотим ли мы услышать об Иисусе Христе, нашем Господе и Спасителе.
Большинство из нас отказывает им вежливым «Нет, спасибо».
Но моя мама никогда не говорит им нет. И ее личное отношение к Церкви не имеет значения — уж поверьте, мама не позволяет им говорить с ней про Книгу Мормонов. Однажды в Пало-Альто она сказала, что миссионеры сейчас далеко от дома. И это правда. Многие приехали издалека и провели весь день на ногах. А когда мы приглашали их войти, они были сама вежливость, какую вы и представить себе не можете. Они перекусывали, пили лимонад, и их благодарность была безграничной.
Миссионеры — это одни из самых добрых людей, каких вы только встречали. Но они захотят, чтобы вы прочли их книгу и послушали об истинной вере их Церкви.
Во время миссии запрещено смотреть телевизор, слушать радио и читать что угодно, кроме несколько одобренных Церковью текстов. Цель миссии — погрузиться в свою веру максимально глубоко, побыть в одиночестве и стать мужчинами, помочь укрепить Церковь и распространить Евангелие. В родном городе миссионерам нельзя оставить подружку. И уж, конечно, им запрещено заниматься любым видом секса — в том числе однополым, естественно. Миссионеры хотят спасти вас, потому что думают, будто вам это необходимо.
И Себастьян хочет стать одним из них.
Не могу перестать об этом думать. Оглядев комнату, где все предметы лишь служат подтверждением моим мыслям, я понимаю, что, конечно же, Себастьян хочет стать одним из них. Он
Меня больше не волнует мой переделанный роман; я бы дал Себастьяну прочитать оригинальную версию — ту, где совершенно очевидно, что я не могу перестать о нем думать, — если бы он пообещал мне остаться.
Неужели он хочет отправиться на миссию? Неужели готов уехать отсюда и посвятить два своих самых молодых, самых сексуальных и полных приключений года нуждам Церкви? Неужели готов отдать свою жизнь религии — буквально
Я таращусь на собственные руки и не понимаю, какого черта тут делаю. Пейдж и ее сверкающие сердечки ничто по сравнению со мной. Наивнее меня нет на свете.
— Таннер.
Я поднимаю голову и по тому, как Себастьян на меня смотрит, понимаю, что он зовет меня не в первый раз.
— Что?
Он пытается улыбнуться. Он нервничает.
— Что-то ты притих.
Откровенно говоря, терять мне нечего.
— Кажется, я все еще застрял на мысли про твой отъезд на два года. Словно до меня только сейчас дошло, чем ты занимаешься.
Мне даже не нужно пояснять. Себастьян прекрасно понимает. И улавливает подтекст:
И вместо того, чтобы отбросить это в сторону, сменить тему или предложить мне познать искусство молитвы, Себастьян встает и одергивает перекрутившуюся набок рубашку.
— Давай пройдемся. Нам обоим есть о чем подумать.
***
На холмах очень много прогулочных троп, и когда тепло, вы обязательно на кого-нибудь наткнетесь. Но поскольку погода в Юте непредсказуемая, и уже похолодало, сейчас никто не гуляет.
Мы в одиночестве бредем по грязному склону холма. К моменту, когда дома внизу стали совсем крошечными, мы успели запыхаться. Только остановившись, я понимаю, как интенсивно мы взбирались: словно изгоняя каких-то демонов.
Возможно, все тех же.
Мое сердце гулко бьется. Впереди нас явно ждет важный
Себастьян садится на валун и, облокотившись локтями на колени, восстанавливает дыхание.
Я смотрю, как движется в такт вдохам и выдохам его спина, как под курткой перекатываются сильные мышцы — при этом осанка Себастьяна остается немыслимо прямой, — и в своих фантазиях развращаю его. Представляю свои руки на его теле, а его — на моем.
Я
С еле слышным стоном я отворачиваюсь, смотрю по сторонам и вдалеке замечаю университет и огромную лежащую букву Y [символ Университета Бригама Янга — прим. перев.] на горе. Честно говоря, это последнее, что мне хочется видеть. Она сделана из бетона и кажется мне бельмом на глазу, но это достопримечательность города и универа.
— Тебе не нравится Y?
Я поворачиваюсь к Себастьяну.
— Да не, нормально.
Он смеется — думаю, от моей интонации.