Я совершенно не в состоянии писать, когда позже вспоминаю этот момент: как Себастьян прикасается ко мне, а его ладони подчиняют меня себе, оставляя на коже практически обжигающие отпечатки. Мне хочется не только запечатлеть все это в собственной памяти, но и
Когда прикосновения Себастьяна из неуверенных превращаются в решительные, а он сам впивается в меня взглядом, полным восторга, я взрываюсь, — в этот момент я уверен лишь в том, что мы оба считаем происходящее идеальным и правильным. И что это мгновение, как и следующее, полное тишины, отредактировать нельзя. Как и переписать. Как и стереть.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Когда я прихожу домой, папа еще не спит и с чашкой чая сидит на кухне. Его недовольное лицо намекает, что я нарушил свой комендантский час.
Я ощущаю, как от появившегося чувства вины уголки моих губ начинают опускаться, но нет — мою улыбку с лица так просто не стереть. Я все еще помню прикосновения Себастьяна и мысленно нахожусь в нашем с ним мирке.
Будто разгадав причины моей улыбки, папа вскидывает бровь.
— Отем? — интересуется он, но голос звучит неуверенно. Отец и сам знает, что я никогда так не выглядел после встреч с Отем или с кем-либо еще.
— Себастьян.
— А-а, — протяжно произносит он, кивая и вглядываясь мне в лицо. — Ты предохранялся?
О боже.
От смущения моя улыбка грозит вот-вот растаять.
— Что? Это обоснованный вопрос.
— Мы не… — начинаю я, потом поворачиваюсь к холодильнику, открываю и беру Колу. В голове мелькают конфликтующие между собой образы: Себастьяна надо мной и папы, сидящего сейчас тут с настороженным взглядом. — Знаешь, мама тебя убьет, если узнает, что ты, по сути, благословил меня на лишение невинности сына епископа.
— Таннер, — по тону отца трудно сказать, хочет ли он посмеяться или же отвесить мне подзатыльник. Кажется, он и сам не решил.
— Шучу. До этого у нас не дошло.
С громким звуком папа ставит кружку на полированную столешницу.
— Танн, рано или поздно дойдет. А я всего лишь хочу быть уверен, что ты осторожен.
Когда я открываю банку, раздается приятное шипение.
— Я не допущу, чтобы он от меня забеременел. Обещаю тебе.
Папа закатывает глаза, и, словно специально выбрав момент, в дверном проеме кухни появляется мама.
—
Папа смеется.
— Нет, Дженна. Он просто был с Себастьяном, но не в том смысле, про который ты подумала.
Нахмурившись, мама смотрит то на него, то на меня.
— Ну и что же я подумала?
— Что у них с Себастьяном… все
Я тут же поворачиваюсь к нему.
— Эй, вообще-то, у нас с ним
— Ты сейчас имеешь в виду любовь? — уточняет мама. — Или секс?
— И какая из этих двух проблем большая? — со стоном спрашиваю я.
— Здесь нет
— Знаете, а вам крупно повезло, — говорю я им обоим и подхожу заключить маму в объятия. Она расслабляется и обнимает меня в ответ.
— Это еще почему? — спрашивает мама.
— Раньше я вас еще ни разу так не пугал.
Папа хохочет.
— Из-за тебя у нас было несколько сердечных приступов, Таннер. Не обманывайся, пожалуйста.
— Но сейчас все куда серьезней.
Отец снова становится серьезным.
— Я думаю, твоей маме принять происходящее гораздо тяжелее, чем она пытается показать, — говорит он. Уткнувшись лицом мне в грудь, мама согласно хмыкает. — Это провоцирует большую волну эмоций. Поднимает со дна много гнева. Наверное, немало и грусти. Она хочет защитить тебя от всего этого.
В груди становится тесно, и я сильней сжимаю ее в объятиях.
— Я понимаю.
Мамины слова звучат приглушенно:
— Мы так тебя любим, малыш. И хотим, чтобы ты жил в более прогрессивном городе.
— Как только получу письмо из колледжа, убегу без оглядки, — с широкой улыбкой говорю ей я.
Мама кивает.
— Молюсь, чтобы UCLA в этом плане не подкачал.
Папа смеется в ответ.
— Просто будь осторожен, ладно? Будь внимателен.
Знаю, он сейчас не имеет в виду секс. Подойдя к нему, я обнимаю его за плечи.
— Может, ты перестанешь так сильно беспокоиться? Со мной все в порядке. Мне нравится Себастьян, и я вполне осознаю всю сложность ситуации.
Мама подходит к холодильнику взять что-нибудь перекусить.