О нём (ЛП)

— Мама тут же замолчала, — говорит он, и наши улыбки меркнут, потому что стало не до веселья. — Папа с дедушкой обменялись взглядами, говорящими «Ну вот, приехали». Бабушка сосредоточилась на содержимом своей тарелки и начала нарезать стейк на крошечные кусочки. А Лиззи встала из-за стола и вывела из столовой Фейт и Аарона, — Себастьян с болью во взгляде смотрит на меня. — Лиззи, мой самый близкий друг, увела их, чтобы они не слышали этот разговор. И, похоже, что никто моему вопросу не удивился.

Наверное, примерно вот так и разбивается сердце. Я с сочувствием бормочу Себастьяну что-то бессвязное.

— И наконец папа спросил: «Ты имеешь в виду влечение или действия, Себастьян?». До того момента он ни разу не называл меня полным именем, — Себастьян тяжело сглатывает. — Я ответил ему: «И то, и другое». А дальше отец в основном говорил про то, что наша семья считает, будто священное действо продолжения рода должно быть разделено лишь между мужчиной и его женой, а все остальное подрывает основы нашей веры.

— Чего ты примерно и ожидал, — с осторожностью добавляю я. Имея в виду, что какой бы жуткой вся эта ситуация ни казалась, все могло быть сильно хуже. — Как ты думаешь, они хотя бы открыты к дальнейшему разговору?

— Это было неделю назад, — шепотом отвечает Себастьян. И, глядя на меня со слезами на глазах, добавляет: — И всю эту неделю со мной никто не разговаривал.

***

Они неделю его игнорируют.

Целую неделю!

Я даже вообразить не могу ситуацию, при которой неделю не буду разговаривать с родителями. Даже когда они на работе или в командировках, мама с папой звонят каждый вечер и просят подробнее, чем в обычные дни, обо всем им рассказать. Себастьян же живет со своими родными в одном доме, а те обходят его стороной, будто призрака.

Точно не знаю, когда именно мы меняем тему, но это происходит вскоре после рассказа Себастьяна. Утешить мне его нечем, хотя я пробую. Но, потерпев неудачу, просто укладываю его рядом с собой и, глядя вверх на крону дерева, рассказываю обо всех глупых сплетнях, которые мне поведала Отем.

Отем. Мне нужно собраться с духом и во всем признаться.

Но не сейчас, когда мы лежим бок о бок и держимся за руки. Ладони потеют и становятся влажными, но мы их не отпускаем.

— Чем ты занимался?

— Хандрил, — отвечаю я. — Ездил в школу. Но в основном хандрил.

— Я тоже, — свободной рукой Себастьян почесывает подбородок. На нем щетина, которая мне очень нравится. — Ну и в церковь ходил. Почти поселился там.

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю, — он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Через три недели стартует книжный тур. И честно говоря, сомневаюсь, что когда выйдет книга, родители продолжат вести себя в том же духе. Они гордятся мной, я это знаю. И захотят поделиться своей гордостью со всеми.

Про книгу Себастьяна я уже успел забыть. Тур словно был частью грядущей миссии и самостоятельным делом мной не рассматривался. Я дурак.

— И им не захочется, чтобы все увидели, какие они засранцы.

На это Себастьян ничего не отвечает. Еще бы. Спорить тут не с чем.

— Извини, — добавляю я. — Я не хотел поносить твоих родителей, потому что знаю, как вы близки. Просто разозлился.

— Я тоже, — он пододвигается ближе и кладет голову мне на плечо. Следующую фразу Себастьян говорит еле слышно, как будто много раз проговаривал ее в уме, и она истерлась, как заезженная пластинка. — А еще я никогда не ощущал себя таким недостойным.

Его слова словно удар ножа в живот. И в это же мгновение я хочу, чтобы Себастьян уехал из Прово ко всем чертям. Надеюсь, его книга за неделю разойдется миллионным тиражом, и все сойдут с ума от того, насколько он хорош как писатель. Надеюсь, что эго Себастьяна вырастет до небес, а сам он станет просто невыносим. Все что угодно, лишь бы никогда не слышать снова, как его подрагивающий слабый голос произносит эти страшные слова.

Я притягиваю Себастьяна к себе. Он поворачивается на бок и сдавленно всхлипывает, уткнувшись лицом мне в шею.

Мне на ум приходят сплошные банальности, но они прозвучат слишком неуместно.

Ты потрясающий.

Никому не позволяй заставлять чувствовать себя недостойным.

Я не знаю никого, похожего на тебя.

И так далее, и тому подобное.

Но нам обоим всегда было крайне важно, что о нас думают наши родные. Их уважение значит для каждого из нас очень много. Кроме того, Себастьяну грозит решение Церкви, которая объявит, что так сильно любимый им Бог считает его отвратительным. И я совершенно не могу представить, как залечить его душевные раны.

— Ты потрясающий, — наконец говорю я, а Себастьян сквозь всхлипы издает смешок. — Иди сюда и поцелуй меня. Дай мне расцеловать твое потрясающее лицо.

***

Такими и находит нас мама — плачущими, смеющимися и снова плачущими, лежащими в обнимку под деревом мистера Нюхача. Сначала на мамином лице появляется беспокойство.