О носах и замках (СИ)

— Это была какая-то… тень. Небольшая тень, шмыгнувшая под стеной. Сперва я подумала, что моя Миранда ожила, но тот, кто волочил ее, зацепился за порог и громко выругался. Моя Миранда — хорошо воспитанная кукла! У нее хорошие манеры! Она не способна произносить такие грязные непотребные слова!

— Тень? Ругающаяся тень? Хм.

Старуха гневно поглядела на полицейского, затрясла головой.

— Я вижу, вы мне не верите! Думаете, что я все выдумала! Но я видела то, что видела! Спросите у мистера Брури! Это точильщик ножей, он сидит со своим колесом у входа в наш подъезд. Слышите скрежет? Он должен был видеть, как этот коварный похититель утащил мою бедную Миранду!

— Что ж, мистер Брури, мэм. Все записал.

Констебль Бэнкс пообещал безутешной хозяйке отыскать злоумышленника и под мерзкое кошачье шипение покинул квартиру. Внизу на крохотном стульчике сидел точильщик, лицо которого было таким жеваным и щетинистым, что его самого было бы неплохо подточить. Точильный круг, установленный на трехколесной тележке, работал вовсю: пар поднимался из труб, котел бурлил, а колесо крутилось. Мерзкий скрежет разлетался по утреннему кварталу, но никто даже не думал высовываться из окон и ругаться: видимо, все уже привыкли. Искры летели колючими снопами в стороны из-под затачиваемых ножниц.

— Мистер Брури! — Констебль Бэнкс встал перед точильщиком, отбрасывая на него свою властную грушевидную тень, но тот, казалось, намеренно его игнорировал.

— Брури! — пророкотал полицейский. — Отставить точить ножницы, когда полиция обращается!

Точильщик поднял взгляд на констебля Бэнкса и убрал ножницы с круга.

— Эээ… чего вам заточить, господин полицейский? — Мистер Брури криво поглядел снизу вверх на Бэнкса из-под козырька засаленного картуза.

— Ничего мне точить не требуется, — важно сообщил толстый констебль с видом человека, у которого никогда ничего не тупится. — Вчера в пять часов вечера вы ведь были здесь, так?

— Ну… эээ… я… — замялся точильщик, опасаясь что-либо признавать, но и не решаясь при этом все отрицать.

— В одной из квартир наверху было совершено преступление.

— Я… я ничего не делал! Это был не я!

Констебль Бэнкс поднял руку в белой перчатке, прерывая его:

— Полиции известно, что это были не вы, поскольку вы сидели за своей этой скрежеталкой-тарахтелкой. Но вы должны были что-то видеть. Преступник скрылся через подъезд. Он должен был проскочить мимо вас.

— Я ничего не видел, — промямлил мистер Брури.

— Ну разумеется.

— Нет, сэр, правда! Пять часов, говорите? Я тогда был сильно занят. Точил ножи и крюки. Да тут и не особо отвлечься можно — поднимешь глаза и… хвать!

Мистер Брури продемонстрировал два сточенных почти до самой кости пальца на левой руке. Зрелище констеблю показалось отвратительным, и он поморщился.

— Так что, как я уже сказал, я ничего не видел, — начал было точильщик, но тут же поспешно добавил, отметив растущее негодование служителя закона: — Но, может, мистер Перабо что-то видел! Да! Я ведь ему ножи с крюками точил. Он стоял вот прям, где вы сейчас стоите. Ну, может, не прямо там, а чуть левее…

— Мистер Перабо? — Констебль записал имя в свой блокнот.

— Да, отставной моряк. Живет в Клетчатом переулке, это тут за углом…

Не став терять время, констебль Бэнкс встал на подножку самоката и покатил к мистеру Перабо. Он быстро нашел указанный точильщиком адрес, прислонил к ржавому гидранту свое служебное средство передвижения и постучал в дверь. Толстяк бесцеремонно заглянул в окно, но не увидел ничего, кроме клетчатых занавесок.

— Кого это там принесло приливом, а? — раздался хриплый возглас, и дверь распахнулась.

На пороге стоял широкоплечий бородатый мужчина в черных штанах и рубахе с закатанными рукавами; под левой подтяжкой была зажата свернутая трубочкой газета, под правой — кисет. Все лицо мистера Перабо было сильно обветрено, оно растрескалось, как старый пень. Кустистые брови отставного моряка, казалось, просто не умели не хмуриться, а стоило ему увидеть полицейского, как к весу его и без того тяжелого, как якорь, взгляда, будто добавился еще и вес якорной цепи.

В Тремпл-Толл к представителям полиции обычно относились почтительно или, вернее, со страхом. Но такие вот типы, закаленные морем, штормами и боцманскими «кошками», не испытывали никакого трепета перед безжалостными синемундирными блюстителями закона.

— Чего надобно? — спросил мистер Перабо.

Констебль Бэнкс поджал губы и перешел сразу к делу:

— Мистер Перабо? — Отставной моряк издал что-то неопределенное, и толстый полицейский продолжил: — Вчера, в пять часов вечера, в квартале отсюда было совершено преступление. Вы были замечены поблизости от того места.

— Эй-эй-эй. — Мистер Перабо упер волосатые кулаки в бока. — Давай только без качки, флик.

— Качка еще не началась, — угрожающе проговорил констебль, ненавидевший, когда его называли фликом. — Есть свидетели, утверждающие, что вы точили свои ножи и крюки у подъезда дома номер двенадцать. В это время в одной из квартир на этажах была совершена кража.