О пьянстве

вот я прекращаю, поднимаю бутылку, делаю

могучий глоток.
невозможно мне думать, что
кое-кто на самом деле прекратил
чтоб стать трезвыми
гражданами.
меня это печалит.
все они сухи, скучны, безопасны.
я чешу пузо и грежу об
альбатросе.
в этой комнате меня полно и я
полон.
вот эту выпью за всех вас.
и за себя.
уже за полночь и одинокий
пес воет в
ночи.
а я так же молод как тот огонь что
горит
сейчас.

[Джону Мартину] [131] 20 октября 1992 г

Привет, Джон:

Сегодня вечером всего два стиха, но, мне кажется, они что надо.

Буш выглядит высохшим из игры. А миллиардер болтает о том, чего не сможет поддержать. Клинтон, похоже, лучший из всей компании[132].

Засим в кроватку. Сегодня трезвый. Думаю, что пишу я трезвым так же хорошо, как и пьяным. Много времени у меня ушло на то, чтобы это понять.

6/11/92 12:08 ночи [133]

Сегодня вечером я будто отравлен, будто нассали на меня, использовали, сточили до кочерыжки. Это не совсем старость, но может иметь к ней какое-то отношение. Думаю, толпа, эта вот толпа, Человечество, которое всегда было для меня трудным, толпа вот эта наконец побеждает. Думаю, большая незадача в том, что для них все это повтор спектакля. Нет в них свежести. Даже самого крохотного чуда нет. Они просто мелют меня и перемалывают. Если б однажды я мог просто увидеть хотя бы ОДНОГО, кто сделал или сказал что-нибудь необычное, мне бы это помогло справиться. Но они несвежи, замызганны. Нет подъема. Глаза, уши, ноги, голоса, но… ничего. Они загустевают сами в себе, разыгрывают себя и дальше, притворяясь, будто живы.

Лучше бывало, когда я был молод, я все еще искал. Рыскал по улицам ночи, высматривая, выглядывая… смешивая, дерясь, ища… Я ничего не находил. Но общая обстановка, вот это «ничто», еще не вполне укоренилась. Вообще-то я так и не нашел себе друга. С женщинами на каждую новую была надежда, но такое случалось вначале. Даже когда только начинал, я это понял – перестал искать Девушку Мечты; мне просто хотелось такую, что была б не кошмаром.

С людьми находил я только тех живых, кто были мертвы, – в книгах, в классической музыке. Но это помогало – на некоторое время. Однако живых и волшебных книг лишь сколько-то, а потом иссякло. Твердыней моей была классическая музыка. Почти всю ее я слушал по радио, до сих пор так и делаю. И до чего ж я удивляюсь, даже сейчас, когда слышу что-нибудь сильное и прежде неслыханное, и случается это частенько. Пока пишу вот это – слушаю что-то по радио, чего раньше никогда не слышал. Я пирую каждой нотой, словно изголодавшийся по новому нахлыву крови и смысла, и он вот. Меня совершенно изумляет масса замечательной музыки, ее целые века и столетия. Должно быть, некогда жило множество великих душ. Не могу этого объяснить, но это громадная моя удача в жизни – иметь это, ощущать это, кормиться этим и это праздновать. Я никогда ничего не пишу, не включив по радио классическую музыку, всегда было частью моей работы – слушать эту музыку, когда пишу. Быть может, однажды кто-нибудь объяснит мне, почему в классической музыке содержится столько энергии Чуда? Сомневаюсь, что это мне когда-нибудь расскажут. Меня оставят лишь недоумевать. Почему, почему, почему книг с такой силой не побольше? Что не так с писателями? Почему так мало хороших?