О Пифагоровой жизни

(220) Ведь если он, оказавшись в этих ужасных обстоятельствах, показал философствование с твердым рассудком, с полным самообладанием и стойко защищался в суровых обстоятельствах и если к тому, кто подвергал его опасности, он проявил самостоятельность и откровенность, то это значит, что он с полным презрением относился к тому, что считается страшным, как к вещам, не заслуживающим внимания. И если тогда, когда с обычной точки зрения ему угрожала смерть, он полностью пренебрегал ею и не обращал внимания на грозящую опасность, то, как я полагаю, ясно, что он совершенно не знал страха смерти. И еще более благородный по сравнению с этим поступок совершил Пифагор, когда он побудил свергнуть тиранию Фаларида и обуздать тирана, который принес бы непоправимые беды людям, и освободил Сицилию от жесточайшей тирании.

(221) То, что именно он совершил это, подтверждают и оракулы Аполлона, гласящие, что власть Фаларида будет свергнута тогда, когда его подданные станут более могущественными, более единодушными и объединятся друг с другом, что и случилось, когда там был Пифагор, и благодаря его указаниям и наставлениям. Но еще большим доказательством служит то, когда это произошло: именно в тот день, когда Фаларид угрожал смертью Пифагору и Абариду, он сам был убит заговорщиками. Подтверждением сказанного следует считать также то, что случилось с Эпименидом.

(222) Эпименид, ученик Пифагора, когда какие-то люди собирались его убить, призвал Эриний[180]и богов-мстителей и заставил заговорщиков перебить друг друга, и так же, как представляется, и Пифагор, помогая людям по примеру справедливости и мужества Геракла, для пользы людей наказал и предал смерти того, кто поступал высокомерно и жестоко, и он совершил это посредством самих оракулов Аполлона, с которыми по своей природе он был связан с рождения. Мы сочли достойным вспомнить по этому поводу тот замечательный успех, который имело его смелое поведение.

(223) Как еще одно доказательство мужества Пифагора отметим его постоянство в своем справедливом мнении, проявлявшееся в том, что он делал только то, что было ему угодно и что диктовал ему истинный разум, и ни удовольствие, ни горе, ни какое-либо другое настроение или опасность не отвращали его от этого. И его ученики предпочитали умереть, чем нарушить его заповеди. Испытав всевозможные злоключения, они сохранили свой образ мыслей неизменным и, вовлеченные во множество опасностей, они никогда не изменяли учению Пифагора. Постоянно звучали у них призывы «закону всегда помогать и с беззаконием воевать»[181], отвергать и гнать от себя роскошь, и с рождения приучать себя к разумному и достойному мужчины образу жизни.

(224) У них были мелодии, сочиненные для разных душевных состояний. Одни мелодии предназначались как самое действенное средство против уныния и терзаний, другие также против раздражения и гнева.[182]С помощью этих мелодий они усиливали эмоции или ослабляли их до умеренного состояния и делали их соразмерными мужеству. Более всего укрепляло благородство их натуры убеждение, что никакое человеческое несчастье не должно быть неожиданностью для разумного существа, но следует ожидать всего, над чем сами они не властны.

(225) Если же ими когда-либо овладевал гнев, печаль или что-то другое в этом роде, то они уходили прочь, и каждый наедине с собой мужественно старался сдержать и излечить это состояние души.[183]Благородны также были усилия пифагорейцев в познании и ученых занятиях, и испытания свойственной всем от природы невоздержанности и жадности, и разнообразные способы сдерживания и подавления их, неумолимо действующие огнем и железом, требующие большого напряжения и терпения. Поэтому они благородно воздерживались от употребления в пищу любого мяса живых существ и от некоторых других видов пищи[184], поэтому поддерживали ум бодрым и свободным от того, что этому мешает, и поэтому словесная сдержанность и полное молчание, которые способствовали владению ими языком в течение многих лет, воспитывали в них мужество. Также у них было в обычае напряженное и неустанное постижение и изучение труднейших основоположений и поэтому воздержание от вина, умеренность в пище и сне, неподдельное отвращение к славе, богатству и подобным вещам.[185]

(226). Все это воспитывало в них мужество. Эти мужи, как говорят, чуждались жалоб, слез и подобных вещей.[186]Воздерживались они и от молений, просьб и подобной рабской лести, считая это трусостью и малодушием. Этим же их качеством следует объяснить то обстоятельство, что самые главные и основополагающие принципы все они всегда хранили в тайне, строго не допуская посторонних к своему учению и храня его в памяти, незаписанным, чтобы не предавать огласке, и передавали его преемникам, как таинства богов.