О подчинении женщины

Равенство супругов перед законом есть не только единственная мера, которая может согласить подобный союз со справедливостью по отношению к обеим сторонам и вести их к обоюдному счастью, но это также единственный способ сделать обыденную жизнь человечества школой нравственного воспитания в высшем значении этого слова. Только общество между равными может быть питомником действительного нравственного чувства, хотя бы истина эта и не была вообще прочувствована и сознана в интересе грядущих поколений. До сих нравственное воспитание человечества главнейшим образом направлялось законом силы и приноравливалось к отношениям, создаваемым насилием. В малоразвитом обществе люди с трудом допускают какие бы то ни было связи с равными. (Быть равным – значит быть врагом.) Все общество, от самого высокого до самого низкого положения, представит цепь или скорее лестницу, на которой каждое отдельное лицо стоит выше или ниже своего ближайшего соседа, и кто не приказывает, тот должен повиноваться… Сообразно с этим, существующая мораль, в большинстве случаев, применяется к отношениям повелевающих и подчиненных. Но приказание и повиновение – ведь это только несчастные необходимости человеческой жизни; общество равных – вот ее идеал. Уже теперь, по мере облагорожения жизни, господство и повиновение более и более делаются исключительными явлениями, тогда как ассоциация равных обращается в общее правило. Мораль первых веков истории основывалась на обязанности подчиняться силе; в последующую затем эпоху возникло право слабого на пощаду и защиту сильного. Долго ли еще наша общественная жизнь будет довольствоваться моралью, построенною для другого времени? У нас была мораль подчинения, далее мораль рыцарства и великодушия, теперь настала пора и для нравственного уважения справедливости.

Всякий раз, когда в прежние времена общество сколько-нибудь приближалось к равенству, справедливость предъявляла свои требования как основание добродетели. Так было в свободных республиках классической древности. Но даже в самых лучших из них равные ограничивались только классом свободных граждан мужского пола; рабы, женщины, поселенцы, недопущенные к натурализации, повиновались закону силы. Совокупное влияние первобытной цивилизации и христианства стерло эти различия и по теории (если далеко не везде на практике) поставило права человеческого существа выше размежевания между полами, классами или социальными положениями. Преграды эти, которые начали было уже выравниваться, были опять подняты северными завоеваниями, и с тех пор весь ход новейшей истории обратился в медленный процесс их обветшания. Мы вступаем в этот порядок вещей, при котором справедливость опять сделается верховной добродетелью, имея своим основанием не только равенство, как было прежде, но также и полюбовную ассоциацию; корень этой добродетели не будет уже заключаться в инстинкте самозащиты между равными, но в сознательной взаимной симпатии, и никто не будет исключен за черту справедливости, но равная мера будет простираться на всех. Если человечество не умеет предвидеть своих собственных изменений, если чувства ею направляются к прошлому, а не к грядущим векам, то ведь это нисколько не ново. Видеть будущее расы – всегда составляло преимущество избранных светлых умов или тех, которые от них поучались; проникнуться чувствами этого будущего – это признак еще более светлого умственного величия, обыкновенно приготовлявший мученический венец таким избранникам. Учреждения, книги, воспитание, общество – все это повторяет ветхие зады долго после того, как новое уже наступило и тем более когда оно только приближается. Но истинная добродетель человеческих существ заключается в способности жить вместе при полном равенстве, когда они сами для себя не требуют ничего иного, кроме того, что так же легко предоставляют всякому другому, усматривая в какой-либо команде только исключительную и во всех случаях временную необходимость и по возможности предпочитая такой порядок общества, в котором предводительство и подчинение могут сменяться взаимно и поочередно.