Читаем О поэтах и поэзии полностью

Есть известная фотография, на которой Есенин снят рядом с Леоновым: Есенин смотрит на Леонова с вечной характерной для него смесью тревоги и симпатии. Тревога потому, что «а не слишком ли ты, Леонов, хорош? Может, я все-таки получше буду?» А сам Есенин стоит рядом с ним, а Леонов куда-то вдаль, сжимая папироску, глядит с выражением обычного своего трагического скепсиса, он и на человеческую природу примерно так глядел. Но если посмотреть, что сделали в этот момент эти двое? Леонов к двадцати семи годам написал два первоклассных романа (а «Вор» так уж точно войдет, я думаю, в любое собрание русских лучших романов). Есенин к этому моменту издал, по крайней мере, три стихотворных сборника, которыми русская поэзия вечно будет гордиться. И мы понимаем: этого бы не произошло, если бы не странное «облучение», если бы не «облучение» великими событиями. То же, кстати, случилось и с Шолоховым. Простой сельский паренек, одержимый теми же комплексами, уверенный, что он лучше всех из страха, что он хуже всех, вдруг взял и за четыре года написал действительно величайший роман о казачестве. А потом еще десять лет мучительно пытался его закончить. В том, что он сделал это сам, я совершенно не сомневаюсь, потому что динамику его внутреннего роста, очень похожую на динамику Есенина, можно по этой книге проследить замечательно.

Великолепное поколение, которое состоялось только благодаря великому событию, безусловно, всегда будет гордостью русской словесности и русской истории. Ничего не поделаешь, события, такие как революция, сегодня, может быть, двадцать раз осужденные, тридцать раз проклятые, вечно ассоциируемые только с репрессиями и больше ни с чем, но великие, заставляют людей перерастать свой масштаб. И в результате Есенин, которого мы знали поэтом, гениально поющим на все решительно голоса, кроме своего, умеющим подражать и Гумилеву, и даже Ахматовой, – вдруг предстал совершенно другим человеком, автором «Иорданской голубицы», «Инонии», «Пантократора». Появляется замечательное во всех отношениях классическое произведение «Сорокоуст», которое без русской религиозной традиции непонятно. Из него наиболее популярна (у него в это время идут сонатные построения в несколько частей) знаменитая третья часть, которая чаще всего читается.

Видели ли вы,Как бежит по степям,В туманах озерных кроясь,Железной ноздрей храпя,На лапах чугунных поезд?А за нимПо большой траве,Как на празднике отчаянных гонок,Тонкие ноги закидывая к голове,Скачет красногривый жеребенок?Милый, милый, смешной дуралей,Ну куда он, куда он гонится?Неужель он не знает, что живых конейПобедила стальная конница?Неужель он не знает, что в полях бессиянныхТой поры не вернет его бег,Когда пару красивых степных россиянокОтдавал за коня печенег?По-иному судьба на торгах перекрасилаНаш разбуженный скрежетом плес,И за тысчи пудов конской кожи и мясаПокупают теперь паровоз.
Перейти на страницу:

Все книги серии Дмитрий Быков. Коллекция

О поэтах и поэзии
О поэтах и поэзии

33 размышления-эссе Дмитрия Быкова о поэтическом пути, творческой манере выдающихся русских поэтов, и не только, – от Александра Пушкина до БГ – представлены в этой книге. И как бы подчас парадоксально и провокационно ни звучали некоторые открытия в статьях, лекциях Дмитрия Быкова, в его живой мысли, блестящей и необычной, всегда есть здоровое зерно, которое высвечивает неочевидные параллели и подтексты, взаимовлияния и переклички, прозрения о биографиях, судьбах русских поэтов, которые, если поразмышлять, становятся очевидными и достоверными, и неизбежно будут признаны вами, дорогие читатели, стоит только вчитаться.Дмитрий Быков тот автор, который пробуждает желание думать!В книге представлены ожившие современные образы поэтов в портретной графике Алексея Аверина.

Дмитрий Львович Быков , Юрий Михайлович Лотман

Искусство и Дизайн / Литературоведение / Прочее / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное