В целом конституционная реформа обращена в большей степени в будущее. Очевидно, что, если сохранить существующее положение вещей, новый президент, опираясь на нынешнюю Конституцию РФ, сможет установить авторитарный режим с непредсказуемыми последствиями. Все опять будет зависеть от личности, а что это означает для страны, мы видели на примерах наших правителей — от Сталина и Хрущёва до Горбачёва и Ельцина.
Мне не удалось опубликовать эту статью ни в одной из крупных газет, поскольку высказанные в ней предложения резко расходились с позицией Президента РФ Б. Ельцина. В сущности, это было четвертым моим изгнанием из печати: первое — в 1967 году после публикации статьи против цензуры, второе — в 1973 году после разгрома Института конкретных социологических исследований, третье — в 1991 году после вынужденной отставки из «Литературной газеты».
И только после ухода Ельцина положение стало меняться, и я снова обрел трибуну, правда в ограниченных пределах. Новый президент отказался от так называемого указного права с целью приватизации собственности. Однако некоторые вопросы разделения полномочий между тремя властями не решены до сих пор.
О ЛИБЕРАЛАХ — ПОДЛИННЫХ И МНИМЫХ
[154]К съезду СПС
Не буду писать о текущих задачах, организационных проблемах, распределении портфелей. Хотел бы поразмышлять о нравственной составляющей правого движения. О возвращении к ценностям либерализма. О новом подходе к программным целям. Под либерализмом я понимаю не только и не столько экономическую свободу. За последние годы мы смогли убедиться, что сама она не способна принести процветание и благополучие, а нередко связана с невероятными разрушениями — и экономики, и жизни людей. Надо откровенно признать, что экономическое чудо, основанное на идеях Фримена и Сакса, не состоялось в России. И извлечь уроки.
На протяжении последних лет многие задавали мне один и тот же не очень приятный вопрос: куда вы пропали, вас нигде не видно? Я мог бы ответить, что практически не видно никого из заметных людей периода перестройки, их оттеснили или время, или новая элита, или усталость и разочарование. Кроме этих общих проблем, существовавших для всех тех, кого так мило назвали «соловьями перестройки», у меня были и личные мотивы. Я озвучил их (если использовать современный стереотип) в предисловии к своей книге «Русские государи. Эпоха реформации»: я ухожу из большой политики, поскольку не могу принять ни развала СССР, ни шоковой терапии, ни национальных конфликтов. Это был второй случай в моей общественной деятельности. В первый раз я проделал этот мучительный эксперимент над собой, когда подал в отставку с поста заведующего группой консультантов отдела ЦК КПСС после освобождения Хрущёва и прихода Брежнева, который попытался вернуть страну вспять от XX съезда партии.
Читатели, принадлежащие к срединному поколению, хорошо помнят дух обновления и надежд, который исходил от Первого съезда народных депутатов СССР 1989 года. До сих пор это воспринимается как вспышка молнии, осветившая всю печальную картину жизни людей нашей страны. Многие с благодарностью вспоминают и о «Литературной газете», которой я руководил в те годы. Но очень немногие помнят о том потрясении, что внес в наше сознание XX съезд. Оглядываясь назад, трудно сказать, какое их этих двух событий сыграло большую роль в обновительном процессе. Когда в октябре 1964 года консерваторы и реакционеры в Политбюро накинулись на Никиту Сергеевича, в том числе и за «односторонний» доклад на съезде, и стали кромсать на части все, что он сделал, он им спокойно сказал: «Если мне придется обратиться к людям, мне подадут, а кто вам подаст?»
Что побуждало Хрущёва выступить с разоблачениями преступлений Сталина? Поверьте, не хитроумный расчет, как сейчас иной раз изображают циничные пиаровцы. Нет, простая человечность, страстное желание покончить с этим ужасом навсегда. Перечитайте его секретный доклад: он весь пронизан искренней болью за убиенных людей. Со слезами на глазах он вспоминал о тех, которых знал лично и которых подвергли пыткам и расстреляли в застенках. Съезд побудил нас, так называемых шестидесятников, самозабвенно включиться в этот процесс. Мне выпал шанс тогда внести свой, пускай небольшой, вклад в десталинизацию. Работая над Программой КПСС, я включил в нее идею об отказе от диктатуры пролетариата — идеологического обоснования репрессий, переходе к общенародному государству, к созданию гарантий против повторения культа личности. Именно за это обрушились на меня тогда «младотурки» — предшественники будущих комсомольских реформаторов.