О пользе волшебства

Рационалистические объяснения того, почему нельзя читать сказки (вопреки открытиям психоанализа в связи с бессознательным, в особенности детским), существуют во многих вариантах. Когда стало невозможно отрицать, что ребенок обуреваем глубокими противоречиями, тревогами, желаниями и собственной жестокостью и мечется, будучи во власти всякого рода иррациональных процессов, хулители сказок пришли к выводу, что, если ребенок уже испытывает столько страхов, его следует ограждать от всего, что может его напугать. Некоторые дети и в самом деле могут встревожиться, услышав ту или иную историю, но, привыкнув слушать сказки, перестают обращать внимание на «пугающие» детали. А то, что приносит утешение, оказывается еще важнее, чем прежде. Изначальное неудовольствие, вызываемое тревогой, оборачивается впоследствии величайшим удовольствием от встречи с тревогой лицом к лицу и успешного ее преодоления.

Родители, стремящиеся отрицать, что детям знакома жажда крови и что им хочется рвать в клочья вещи и даже людей, полагают, что ребенка следует ограждать от того, что может вызвать подобные мысли (как будто это возможно). Если ребенок лишен доступа к сказкам, из которых он может заключить, что такие фантазии бывают не только у него, ему остается думать, что он единственный, кто воображает себе нечто подобное. В результате фантазии вызывают неподдельный ужас. Напротив, сознание того, что нечто подобное приходит в голову и другим людям, делает нас едиными со всем человечеством и умеряет наш страх оказаться изгоями из-за столь разрушительных мыслей.

Налицо странное противоречие: хорошо образованные родители объявили сказки «вне закона» как раз тогда, когда психоанализ открыл им, что сознание ребенка вовсе не невинно — его фантазии преисполнены тревоги, злобы, разрушительных стремлений[75]. Также весьма примечательно, что эти родители, столь пекущиеся о том, чтобы не усиливать тревоги у собственных детей, напрочь забывают о том, как сказка утешает и подбадривает.

Разгадка, возможно, кроется в том, что психоанализ также обнаружил, насколько противоречивые чувства дети испытывают по отношению к отцу и матери. Родителям весьма мучительно сознавать, что сознание ребенка преисполнено не только глубокого чувства любви, но и сильнейшей ненависти к ним. Желая быть любимыми, они уклоняются от того, чтобы познакомить ребенка со сказками, которые могут побудить его думать о родителях как о плохих или отвергающих.

Родителям хочется верить, что, если ребенок видит в них «мачех», «колдуний» или «великанов», дело не в них самих и не в том, какими они подчас являются взору ребенка, — дело только в сказках, которые ему читают. Такие родители надеются, что если не рассказывать ребенку о сказочных злодеях, то он и не станет сравнивать их с подобными персонажами. Они обманываются, веря, что, если ребенок видит их в подобном свете, виной всему услышанные им истории. На самом же деле происходит нечто совершенно противоположное (о чем они, как правило, не догадываются): ребенок любит сказки не оттого, что образы, обнаруженные им, подходят к тому, что он переживает, но оттого, что — вопреки всем злым и тревожным мыслям, которыми переполнено его сознание и которые получают воплощение и конкретное содержание благодаря сказкам, — сказки всегда имеют счастливый конец, который дети не способны придумать самостоятельно.

Как выйти из младенчества? Фантазия поможет!

У тех, кто верит, что жизнь человека развивается в соответствии с определенным замыслом, замысел этот может вызвать восхищение своей мудростью: каждое из разнообразнейших психологических событий совершается в наиболее подходящий момент, и их воздействие суммируется, побуждая маленькое человеческое существо перейти из младенчества в детство. Как раз в то время, когда внешний мир начинает манить ребенка, побуждая его выйти за узкие пределы родительской семьи, разочарования, связанные с эдиповым комплексом, вынуждают его слегка отдалиться от отца и матери. (До сего момента они были единственными, кто поддерживал его телесно и психологически.)

Когда это происходит, у ребенка возникает возможность получить какое-то эмоциональное удовлетворение благодаря лицам, не принадлежащим к его ближайшему семейному окружению, что (опять же в какой-то степени) уравновешивает его разочарование в родителях. Тот же принцип, кажется, действует, когда ребенок, глубоко и болезненно разочаровываясь в отце и матери, не способных удовлетворить его инфантильным ожиданиям, оказывается в состоянии обеспечить себе — и в физическом, и в психическом отношении — кое-что из того, чего ему хочется. Все эти (и многие другие) важные изменения совершаются одновременно или почти одновременно: они взаимосвязаны, и каждое зависит от всех остальных.