О ПРЕСТУПЛЕНИИ И НАКАЗАНИИ

Необходимость присяги обвиняемого порождает противоречие между законами и естественными чувствами человека, поскольку она требует давать правдивые показания как раз в то время, когда человеку исключительно выгодно лгать. И получается, будто человек может присягать себе на погибель, будто религиозное чувство не молчит в большинстве людей, когда речь заходит об их интересах. Опыт всех веков доказал, что религией, этим драгоценным даром неба, человечество злоупотребляло больше, нежели чем либо другим. И с какой стати тогда она будет пользоваться уважением у злодеев, если даже люди, считавшиеся мудрейшими, столь часто совершали прегрешения против нее? Влияние, которое религия противопоставляет страху, испытываемому человеком перед страданиями, и любви к жизни, оказывается для большинства слишком слабым, так как оно почти не затрагивает чувственной природы человека. Дела небесные управляются совсем иным законом, чем дела людей. Зачем же тогда сталкивать их друг с другом? Зачем же ставить человека перед неразрешимым противоречием: грешить против Бога или способствовать собственной гибели? Таков закон, который предписывает присяге принуждать человека быть плохим христианином или мучеником. Постепенно присяга вырождалась в простую формальность, ослабляя тем самым силу религиозного чувства, единственного залога нравственной чистоты у большинства людей. Опыт убеждает нас в бесполезности присяги, так как любой судья может мне представить свидетельство того, что ни одна присяга не побудила ни одного обвиняемого сказать правду. В этом же убеждает и разум, который объявляет бесполезными и, следовательно, вредными все законы, противоречащие естественным чувствам человека. С этими законами происходит то же самое, что и с плотинами, перегораживающими течение реки: они рушатся и тотчас уносятся или размываются образовавшимся благодаря им водоворотом и незаметно им же уничтожаются.

§ ХIХ. НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНОСТЬ НАКАЗАНИЙ

Чем быстрее следует наказание за совершенное преступление и чем ближе оно к нему, тем оно будет справедливее и эффективнее. Я говорю справедливее, так как это избавляет обвиняемого от бесплодных и жестоких мучений, связанных с неопределенностью ожидания, которое усиливается воображением и ощущением собственного бессилия что-либо предпринять. Справедливее еще и потому, что лишение свободы, будучи само по себе наказанием, не может предшествовать приговору, если только это не продиктовано необходимостью. Предварительное заключение, следовательно, является лишь простым задержанием гражданина до признания его судом виновным и поскольку такое задержание является по сути наказанием, оно должно быть непродолжительным и максимально легким. Минимальные сроки задержания определяются временем рассмотрения дела и очередностью. Первый по времени задержанный имеет право быть судимым прежде других. Строгость предварительного заключения не должна выходить за рамки минимума, необходимого для воспрепятствования побега и сокрытию улик. Сам процесс должен закончиться в кратчайшие сроки. Что может быть ужасней контраста между беспечностью судьи и томлением обвиняемого? Удобства и радости жизни бесчувственного судьи, с одной стороны, и слезы и тоска содержащегося под стражей - с другой. В целом суровость наказания и последствия преступления должны производить наиболее сильное впечатление на других и в минимальной степени отражаться на обвиняемом, ибо общество не может называться правовым, если оно не признает незыблемого принципа: люди решили объединиться, чтобы избавить себя в максимальной степени от страданий.

Я сказал, что наказание тем эффективнее, чем скорее оно следует за преступлением, ибо чем меньший промежуток времени отделяет наказание от преступления, тем сильнее и прочнее закрепится в душах людей взаимосвязь этих двух идей: преступления и наказания. И они автоматически будут восприниматься в неразрывной взаимосвязи, одно - как причина, другое - как необходимое и неизбежное следствие. Доказано, что неразрывная связь идей цементирует все здание, воздвигнутое усилиями человеческого разума. Без этой взаимосвязи радость и боль утрат воспринимались бы изолированно друг от друга и оставались бы безжизненными. Чем дальше люди от общих идей и универсальных принципов, то есть чем они невежественнее, тем больше они попадают под влияние непосредственных и конкретных связей между близлежащими идеями и не воспринимают более отдаленные и сложные ассоциации идеи, которые доступны только людям, страстно увлеченным своим делом, с целью его постижения. В этом случае концентрированное внимание подобно лучу света, сосредоточивается на одном предмете, оставляя все прочие в темноте. Равным образом эти сложные абстрактные связи осознаются более развитыми умами, поскольку они привыкли мгновенно и разом охватывать множество предметов и способны сопоставлять множество отдельных чувств друг с другом, так что результат этой мыслительной деятельности, то есть совершаемое действие, менее опасен и менее непредсказуем.