О приятных и праведных

— У вас есть прямые свидетельства, что мистер Радичи обладал сверхъестественными способностями — или это просто ощущалось?

— Чтобы свидетельства — это нет, но как бы чувство такое…

— Ну да, могу себе представить. Где вы впервые встретились с мистером Радичи?

— Здесь же, сэр, на работе.

— Ясно. И время от времени делали по его поручению покупки, за что он, надо полагать, платил вам.

— В общем — да, сэр, какую-то малость. Оплачивал мое время.

— Естественно. А приходилось вам сталкиваться с миссис Радичи?

— Не особо, сэр, она больше держалась в сторонке — так, разве, здрасьте — до свиданья.

— Она, на ваш взгляд, не возражала против ваших посещений?

— Нисколько, сэр. Она была в курсе, полностью. Жизнерадостная такая дама, очень приветливая, любезная.

— Они, по-вашему, с мистером Радичи ладили между собой?

— Душа в душу, я сказал бы, сэр. Никогда не видел, чтобы человек так убивался, как он, когда она померла. Магию свою забросил на много месяцев.

— Миссис Радичи не огорчало, что он занимается магией?

— Я, например, вообще не замечал, чтобы ее огорчало что-нибудь, хотя девицы должны были немного портить ей настроение…

— Девицы?

— Да, в смысле, — для магии требовались девицы.

Вот мы и добрались до сути, подумал Дьюкейн. Он слегка поежился; комната беззвучно пульсировала электрическими животными токами.

— Ну да, магические обряды, сколько мне известно, нередко предполагают участие женщины, чаще — невинной девушки. Вы бы не рассказали о них немного?

— Насчет невинности — это я не знаю! — У Макрейта вырвался безумный смешок.

Радичи околдовал его, мелькнуло в голове у Дьюкейна. В смешке Макрейта слышались шальные нотки восхищения.

— Вы хотите сказать, женщины, которых — мм — привлекал мистер Радичи, были… словом, что это были за девицы? Вам приходилось с ними встречаться?

— Приходилось иной раз, ага, — сказал Макрейт. Теперь он говорил, взвешивая каждое слово. Взмахнул рукой, прогоняя назойливую муху, и поднял глаза на Дьюкейна, выразительно двигая бесцветными бровями. — Потаскухи, иначе не назовешь. Не то чтобы я заставал его когда за этим делом…

— Чем же он, по-вашему, занимался с этими девушками?

Дьюкейн поймал себя на том, что улыбается Макрейту ободряюще — пожалуй, даже по-свойски. Предмет разговора сам собою вносил в обстановку элемент чисто мужской задушевности.

— Занимался-то? — переспросил Макрейт, в свою очередь отвечая ему улыбкой. — Я, понимаете, толком не видел этого, хотя раза два потихоньку возвращался и заглядывал в окошко. Интересно было, знаете. Вам бы, сэр, тоже было бы интересно.

— Да, наверное, — сказал Дьюкейн.

— То есть, чем с ними обыкновенно занимаются — такого, думается, не было, он же с причудами был господин. Один раз, смотрю, девица у него лежит на столе, и на животе у ней стоит серебряная чаша. А сама притом — раздетая до нитки.

Черная месса, догадался Дьюкейн.

— Он по одной принимал этих женщин или сразу несколько?

— По одной, сэр, только они не всегда бывали свободны, и на тот случай четверо было постоянных. Раз в неделю являлись, по воскресеньям — это уж обязательно, а бывало, и сверх того.

— А еще вы наблюдали что-нибудь?

— Не сказать, чтобы наблюдал. Просто довольно странные вещи лежали у него по всему дому.

— Что, например?

— Ну, там, хлысты, кинжалы — такое. Правда, чтобы он их когда применял — к барышням, я хочу сказать, — этого я не видел.

— Понятно, — сказал Дьюкейн. — Ну, а теперь расскажите-ка мне о Елене Прекрасной.

— Прекрасной? — Белокожее лицо Макрейта окрасилось легким румянцем. Он убрал руки со стола. — Никакой такой не знаю.

— Бросьте, мистер Макрейт, — сказал Дьюкейн. — Нам известно, что в истории, изложенной вами прессе, упоминается некая особа под этим именем. Так кто же это?

— А, Елена Прекрасная, — небрежно сказал Макрейт, словно до того речь шла о какой-то другой Елене. — Да, вроде была одна с таким прозвищем. Среди других прочих.

— Почему же вы только что говорили, будто понятия не имеете, кто это?

— Я не расслышал, что вы сказали.

— Хм-м. Ну хорошо, так расскажите о ней.

— А нечего рассказывать, — сказал Макрейт. — Не знал я ничего про этих девиц. По правде, и не встречался с ними. Слышал просто, что одну так звать, — ну, оно и застряло в памяти.

Врет, подумал Дьюкейн. Что-то связано именно с этой женщиной. Он спросил:

— Вам известны фамилии этих особ и где их следует искать? В полиции, возможно, захотят их допросить.

— В полиции? — Физиономия Макрейта сморщилась, будто он собирался заплакать.

— Ну да, — невинно подтвердил Дьюкейн. — Чистая формальность, разумеется. Не исключаю, что их присутствие потребуется на дознании.

Это была неправда. С полицией уже договорились, что на дознании, назначенном на завтра, касаться наиболее неординарных сторон жизни покойного не станут.

— Не знаю я ни их фамилий, ни местожительства, — буркнул Макрейт. — Я к ним касательства не имел.

Об этом он мне больше ничего не скажет, решил Дьюкейн.

— Кроме того, мистер Макрейт, — продолжал он, — если не ошибаюсь, в истории, проданной вами газетам, упоминается также шантаж. Не могли бы вы пояснить, о чем речь?