О природе человека

Да, мы знаем все это. Мы можем объяснить. Задачи Иеговы были решены, и ученые смогли обнаружить и решить еще более великие тайны и загадки. Нам известна физическая основа жизни. Мы примерно понимаем, как и когда зародилась жизнь на Земле. В лабораториях создаются новые виды. Эволюция прослежена до молекулярного уровня. Гены могут быть пересажены из одного организма в другой. Молекулярные биологи обладают почти всеми знаниями, необходимыми для создания элементарных форм жизни. Наши космические аппараты, отправленные на Марс, передали нам фотографии этой планеты и результаты химического анализа почвы. Могли ли создатели Ветхого Завета представить себе нечто подобное? А ведь процессы великих научных открытий все еще продолжаются^{208}.

Тем более удивительно, что высокая культура западной цивилизации существует вне естественных наук. В Соединенных Штатах интеллектуалами считают тех, кто работает преимущественно в области социальных и гуманитарных наук^{209}. Их размышления лишены языка химии и биологии, словно человечество все еще остается пораженным зрителем разворачивающейся перед ним физической реальности. На страницах The New York Review of Books, Commentary, The New Republic, Daedalus, National Review, Saturday Review и других литературных журналов преобладают статьи, прочитав которые можно подумать, что развитие науки застопорилось где-то в XIX веке. Авторы чаще всего рассказывают исторические анекдоты, излагают давно устаревшие теории человеческого поведения, оценивают текущие события в соответствии с личной идеологией — и все это оживляется приятными, но утомительными приемами пенообразования. Современная наука все еще считается деятельностью по решению проблем, набором технических чудес, ценность которых должна оцениваться с помощью более высоких идеалов. Многие ученые «гуманисты» выходят за пределы научного материализма и участвуют в культуре — порой в качестве экспертов, а порой в качестве писателей. Но они почти никогда не пытаются закрыть пропасть между двумя разумными мирами. За редким исключением эти люди являются прирученными учеными, символическими эмиссарами культуры, которую их хозяева считают варварской, все еще не достойной письменности. Они унижены ярлыком популяризаторов, который почему-то воспринимают с удивительной готовностью. Очень немногие великие писатели, которым удалось растревожить глубины человеческого разума, когда-либо писали о реальной науке в ее собственных терминах. Понимают ли они природу этой проблемы?

Желаемый сдвиг внимания мог бы произойти более легко именно сейчас, когда человеческий разум является предметом целой сети причинных объяснений. Каждой эпопее нужен герой — и разум может стать таким героем. Даже астрономы, привыкшие размышлять о десятках миллиардов галактик и о расстояниях, чуть уступающих бесконечности, согласятся с тем, что человеческий мозг — это наиболее сложное устройство из всех нам известных, и исследовать его должны все основные естественные науки. Ученые, занимающиеся социальными и гуманитарными науками, не исключая и теологов, со временем поймут, что научному натурализму суждено изменить основы их системных исследований, дав новое определение самому ментальному процессу^{210}.

Я начал эту книгу с рассказа о диалектической природе развития науки. Дисциплина соприкасается с антидисциплиной; антидисциплина по-новому освещает явления дисциплины, сводя их к более фундаментальным законам; но возникающий в дисциплине новый синтез глубоко меняет антидисциплину, и взаимодействие расширяется. Я считаю, что биология и, в особенности, нейро- и социобиология станет антидисциплиной для социальных наук. Я даже пойду дальше: научный материализм, воплощенный в биологии, через переосмысление разума и основ социального поведения станет антидисциплиной для гуманитарных наук. Никакой контовой революции не произойдет, никакая примитивная научная культура не возникнет. Переход будет постепенным. Чтобы разрешить основные проблемы гуманитарных наук, в том числе идеологий и религиозных убеждений, наука должна стать более сложной — и специально предназначенной для взаимодействия с особенностями человеческой биологии.