О природе сакрального. К истокам духовного опыта

Многие знакомы с идеей Фукуямы о «конце истории», который якобы близок (хотя, сам Фукуяма уже так не считает). Но «конец истории» невозможно «построить» в отдельно взятой стране, как и коммунизм. Человечеству, как бы кому не хотелось форсировать события, необходимо дождаться, пока все верблюды не пройдут сквозь игольное ушко истории.

Еще лет сто назад Российская империя была в подавляющем большинстве крестьянской страной. А значит – традиционной. И деление на классы, сословия было отражением очевидной неодинаковости вовлечения в историю разных слоев населения. Крестьянин для истории – статист, солдат, пушечное мясо, он не живет историей и в истории. И если крестьяне – носители еще мифологического, первобытного сознания, то дворяне-офицеры – это представители милого сердцу традиционалистов сознания варварского. Между дикарями и варварами классовой эпохи имелась устойчивая симбиотическая связь: дикари кормили элиту, а та их защищала от другой элиты, чужеземной. К счастью, сегодня у нас такие отношения не вызывают умиления. А где-то там, в знойной жаркой Африке, или в Азии, где живут миллионы людей, знакомые с историей понаслышке, это в порядке вещей.

Отдельно хочется сказать об исторических религиях. Они – мировоззрение переходной эпохи для людей, постепенно вовлекавшихся в историю. Не случайно большинство исторических религий отмечают свою скромную временную роль – до грядущего «второго пришествия» например, которое замкнет большой цикл истории, возвращая человечество в «золотой век целостности». Конечно, церковники этого вам не скажут. Как и не признают, что все их обряды и таинства, культы мощей, святых и т. п. – нагромождение компромиссов с языческими культами, от которых не могли так запросто отказаться «обращенные» дикари.

07.01.2013

Его Величество Я

Что мы боимся потерять больше всего? Чем в себе наиболее дорожим? «Потеря лица» – это выражение означает вовсе не пластическую операцию, или уродство, делающее нас неузнаваемыми внешне. Лицо в данном случае – это тот «образ Я», который мы считаем своей сутью и которым дорожим как собственно СОБОЙ. И хотя внешний имидж каждого из нас часто очень отличается от внутреннего образа Я, мы, как правило, стремимся к сохранению отпечатков своей личности. Потому что этот Я – и есть моя суть, ее внешняя и внутренняя стороны.

Рождение Я

Откуда берется этот Я? Кто он такой? Почему он так дорог нам? Известно, что маленькие дети не сразу обретают способность говорить о своих желаниях и переживаниях в первом лице. Вначале каждый из нас отождествляет своё Я с тем именем, которое получил. Характерно, что индейцы в вестернах и книгах также говорят о себе не как о Я, а как «таком-то», то есть их Я полностью тождественно их имени. Тем не менее, мы понимаем, что Я – это некая индивидуальная сущность, не равнозначная имени. У каждого есть своё Я, но все Я имеют какие-то общие свойства, которые можно отнести только к Я, а не к имени/фамилии. Свойство это – индивидуализм и эгоцентризм. Если имя – это привнесенное из социума определение каждого из нас, то Я – это «точка сборки» личности, присутствующая в нас независимо от наличия имени и рода. И если индейцу его внешний имидж-имя были куда важнее, чем внутренний образ Я (точнее, они практически стремятся к тождеству), то для человека «цивилизованного» характерно наличие нескольких образов себя. Цивилизованный человек отличается наличием частной жизни и тайн, которые принято скрывать от общества.

Точка сборки