О происхождении времени. Последняя теория Стивена Хокинга

Выдвинув свою гипотезу, Джим и Стивен добились того, что считали невозможным великие мыслители – от Канта до Эйнштейна. Перекинув мост через так долго существовавшую пропасть между эволюцией и творением, эта теория уверенно ввела вопрос о происхождении Вселенной в рамки естественных наук. У нее появился шанс окончательно решить загадку сотворения мира – шанс, конечно, необыкновенно соблазнительный. Стивену казалось, что он нашел способ обойти проблему сингулярности и тем самым разгадал великую тайну существования.

В отличие от Леметра, он не стал воздерживаться от обсуждения роли теологии в своей космогонии. «Вселенная должна быть полностью самодостаточна и не подвержена какому-либо влиянию извне самой себя, – писал он в “Краткой истории времени”. – Она не может быть ни создана, ни разрушена. Она просто должна быть… Где же в ней тогда место для Творца?» Теория отсутствия границы, утверждал Стивен, сняла необходимость primum movens – первотолчка, запустившего историю Вселенной, так как она показала, что Вселенная могла быть создана «из ничего». Конечно, «Бог пробелов», к которому взывал Стивен в «Краткой истории времени», – совсем не то, что Deus Absconditus – «скрытый Господь» Леметра, который остается сокрытым даже в начале творения.

Поясним – так говорил ранний Хокинг, приверженец метафизической позиции Эйнштейна. Подобно Эйнштейну, ранний Хокинг полагал, что математические законы физики обладают некоторой формой существования, более важной, чем физическая реальность, которой они управляют. Эйнштейн не мог принять идею Большого взрыва в значительной степени именно потому, что она, казалось, подрывает этот идеал. Но в то время как теорема Стивена о сингулярности, казалось, подтверждала подозрения Эйнштейна, идея не имеющей границы «чаши», заменившей сингулярность в квантовой космологии, позволяла внести ясность в проблему начала Вселенной и в то же самое время сохраняла в неприкосновенности эйнштейновский идеализм. Это было, конечно, великолепным достижением.

Но так же как для Эйнштейна оказалась неожиданностью его собственная теория относительности, гипотеза об отсутствии границы преподнесла Стивену сюрприз. Оказалось, что ранняя версия предложения об отсутствии границы недостаточно радикальна!

Рис. 26. Стивен Хокинг и его ученики отмечают шестидесятилетие Стивена в King’s College в Кембридже.

Глава 4 Пепел и дым

Он верил в бесчисленность временных рядов, в растущую головокружительную сеть расходящихся, сходящихся и параллельных времен… в каком-то из них существуете вы, а я – нет; в другом есть я, но нет вас… в третьем – я произношу эти же слова, но сам я – мираж, призрак.

Хорхе Луис Борхес, «Сад расходящихся тропок»

Кембриджская школа теории относительности Стивена Хокинга была похожа на рок-группу: неформальная, не имеющая связи с ежедневной реальностью и радикальная в своих планах изменить мир.

Ее штаб-квартира, DAMTP, Факультет прикладной математики и теоретической физики, был основан в 1959 году Джорджем Батчелором, специалистом по прикладной математике. Сначала DAMTP размещался в крыле здания прославленной Кэвендишской физической лаборатории, где в 1897 году Дж. Дж. Томсон открыл электрон, а в 1953 году Уотсон и Крик расшифровали спиральную структуру ДНК[113]. Позже, в 1964 году, DAMTP переехал в здание Old Press Site напротив булочной Фицбиллис, между Силвер-стрит и Милл Лейн, – там-то я и познакомился со Стивеном. Здание в викторианском стиле, ничем не примечательное снаружи, внутри отличалось крайне нелогичной планировкой: лабиринт тускло освещенных коридоров вел в лекционные залы, пыльные кабинеты или заводил в тупики. Но нам это место очень нравилось.

Живым бьющимся сердцем DAMTP был его холл. Высокие потолки, поддерживаемые колоннами, взирающие с портретов на стенах суровые лица бывших лукасовских профессоров, виниловые кресла и доска объявлений, увешанная постерами, извещающими о студенческих вечеринках или научных конференциях. В середине 1960-х Денис Сиама учредил здесь почти обязательный для посещения ежедневный чайный ритуал. Ровно в четыре пополудни зажигалось освещение, на столе рядами, как полки оловянных солдатиков, выстраивались чашки, разливался чай. Спустя мгновение в холле уже было не протолкнуться. Теоретическая физика, что ни говори, глубоко общественное занятие.