Ко всему вышесказанному нужно добавить следующее: вместе с ростом денежного сектора экономики дворянство теряло общественную силу, при этом росла власть буржуазных слоев. Но ни одно из этих сословий не располагало достаточной силой, чтобы взять верх над другим. Между ними сохранялось постоянное напряжение, время от времени вспыхивала борьба. Правда, линия фронта была довольно сложной и отличалась от случая к случаю. По тому или иному поводу возникали временные союзы отдельных слоев дворянства и буржуазии; имелись переходные формы и даже происходило смешение двух сословий. Но как бы то ни было, рост, полнота и неограниченность власти, осуществляемой центральным аппаратом, зависели от наличия и сохранения напряженных отношений между дворянством и буржуазией. В качестве структурной предпосылки абсолютной монархии выступало отсутствие превосходства, принадлежащего какому-либо сословию или какой-либо группе одного из них. Поэтому представители абсолютистского центра все время поддерживали подвижное равновесие между разными сословиями и группами. Там, где оно терялось, одна из групп или какой-то слой становились слишком сильны; там, где дворянские и верхушечные буржуазные группы вступали хотя бы во временный союз, сразу для неограниченной власти центра возникала сильнейшая угроза, вплоть до того, что она вообще могла оказаться обреченной на гибель, как это и произошло в Англии. Поэтому среди правителей мы видим тех, кто защищает и выдвигает на первый план интересы буржуа, когда дворянство кажется слишком сильным, а потому опасным; но затем появляются следующие государи, склоняющиеся на сторону дворянства, поскольку оно чрезмерно ослабло, в то время как буржуазия усилилась и обнаглела. Но ни те, ни другие не упускали это равновесие из виду. Отдавали себе в том отчет абсолютные монархи или нет, но они вели игру с помощью общественного аппарата, что был создан не ими. Напротив, их социальное существование зависело от наличия и функционирования данного аппарата. И они зависели от той социальной закономерности, «от имени» которой они выступали. Раньше или позже такая закономерность, социальная структура такого рода все равно возникала; она выступала в многообразных формах и видоизменялась, но присутствовала почти во всех западных странах. Ее очертания наблюдатель может в полном виде узреть лишь в том случае, если ему удастся рассмотреть процесс образования этой структуры на конкретном примере. В качестве такого примера мы возьмем Францию — страну, где этот процесс развития в определенную эпоху шел прямолинейно.
Глава III
О механизме общественного развития в Средние века
I. О механизмах феодализации
1. Введение
Если соизмерить силу центральной власти во Франции, в Англии и германском рейхе где-то в середине XVII в., то французский король выглядит чрезвычайно сильным в сравнении с английским королем и особенно с немецким кайзером. Но эта констелляция является результатом очень долгого развития.
К концу каролингской эпохи, к началу времен Капетингов, мы обнаруживаем чуть ли не противоположное соотношение. В то время немецкий кайзер обладал более сильной властью, чем французский король, а Англии еще только предстояли объединение страны и реорганизация управления под властью норманнов.
В немецком рейхе с этого времени центральная власть начинает все более и более ослабевать (пусть с некоторыми отступлениями от этой тенденции).
В Англии со времен норманнского завоевания временные отрезки, характеризующиеся сильной королевской властью, чередуются с периодами усиления сословной или парламентской власти.
Во Франции приблизительно с начала XII в. королевская власть — при кратковременных отступлениях — постоянно растет. Непрерывная линия власти ведет от Капетингов через Валуа к Бурбонам.