О прозе и поэзии XIX-XX вв.: Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.

Такие описания дают представление об особенностях характера русского человека: тут и ширь, и удаль, и масштаб видения мира и размышлений о нем. Но российские просторы, где так наглядно земля соединяется с небом, это еще и весьма ёмкий образ той удивительной линии, где как бы и совершается переход конечного в бесконечное. И понятно, что это не может не вызвать у человека уже не печаль, но — отчаяние, а также и — надежду, пусть и самую призрачную: не исчезнуть бесследно в вечности, а — приобщиться к ней. Питать и поддерживать эту надежду по силам, опять же, только любви, способной противостоять беспощадно уходящему времени. «За пределами жизни и мира, В пропастях ледяного эфира Всё равно не расстанусь с тобой! И Россия, как белая лира, Над засыпанной снегом судьбой» (1, 313).

Край земли. Полоска дыма
Тянет в небо, не спеша.
Одинока, нелюдима
Вьется ласточкой душа.

Край земли. За синим краем

Вечности пустая гладь.
То, чего мы не узнаем,
То, чего не надо знать.

Если я скажу, что знаю,

Ты поверишь. Я солгу.
Я тебя не вспоминаю,
Не хочу и не могу.

Но люблю тебя, как прежде,

Может быть, еще нежней,
Бессердечней, безнадежней
В пустоте, в тумане дней (1,311).

В этом стихотворении Г. Иванова, как, впрочем, и во многих других, почти невозможно бывает определить: к женщине ли это обращение и признание в любви или к России. Что и понятно, ведь у живущих в своей стране зачастую одни радости и печали, и день сегодняшний и вчерашний жизни личной очень тесно бывает связан с её прошлым и будущим. И снова как не вспомнить Блока: «Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые — Как слезы первые любви!»

Всевластное и неумолимое Ничто постоянно чувствуется, а то и весьма зримо присутствует в стихах Г. Иванова. «Сияет соловьями ночь, И звезды, как снежинки, тают, И души — им нельзя помочь — Со стоном улетают прочь, Со стоном в вечность улетают» (1, 566). Прекрасно понимая всю неотразимость доказательств в пользу того, что человек и его жизнь не способны выдержать испытание смертью, он иногда явно не желает согласиться с непреложностью этих фактов. И опять же имеет в виду любовь, но любовь настоящую, про которую говорят, что она, как и талант, редчайшая редкость на земле. Невольно вспоминаются известные строчки В. Соловьева, который, думается, имел в виду такую любовь.

Смерть и Время царят на земле, —
Ты владыками их не зови;
Всё, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь Солнце Любви. [340]

.

Именно так любившие при жизни, по мысли Г. Иванова, никогда не расстаются и после смерти:

«С верным другом, с неразлучным другом, С мертвым другом — мертвый друг».

Им спокойно вместе, им блаженно рядом…
Тише, тише. Не дыши.
Это только звезды над пустынным садом.
Только синий свет твоей души (1,305).

Верно говорится, что умерший человек как бы продолжает оставаться среди живых, пока жив хоть один человек, продолжающий его любить. Г. Иванову близка эта мысль, но не менее близка и другая, что истинная любовь, душевная и духовная связь, никогда не прерывавшаяся при жизни, не обрывается и после смерти.

Распыленный милльоном мельчайших частиц
В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире,
Где им солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц,
Я вернусь — отраженьем — в потерянном мире.

И опять, в романтическом Летнем Саду,

В голубой белизне петербургского мая,
По пустынным аллеям неслышно пройду.
Драгоценные плечи твои обнимая (1,439).