О прозе и поэзии XIX-XX вв.: Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.

Только плач способен передать всю боль и скорбь Анюты, которую с малыми детьми отправляют в лагерный барак, а затем в услужение на немецкий хутор. Все это равносильно смерти, а то и хуже ее, страшнее. Это смерть медленная: она призвана убить личность (имя героини заменяют номером); предать полному забвению прошлое (а без этого человек как бы и не жил на свете); изо дня в день казнить сердце матери страданиями ее детей (в холоде и голоде немецкой неволи у нее родился четвертый ребенок).

В сыром тряпье лежала мать,
Своим дыханьем грея
Сынка, что думала назвать
Андреем — в честь Андрея…
И в каторжные ночи
Не пела — думала над ним:
— Сынок, родной сыночек.
Зачем ты, горестный такой,
Слеза моя, росиночка,
На свет явился в час лихой,
Краса моя, кровиночка? (2, 272).

Эту колыбельную песню трудно отнести к обычным, традиционным: здесь радость материнской любви смешана с горькими воспоминаниями и причитаниями. Тлетворное воздействие войны, как видим, затронуло сферы самые что ни на есть личные, глубоко интимные.

Невольно возникает вопрос, как удалось выстоять в такой чудовищной круговерти, какие силы надо было иметь для этого и откуда взялись они, эти силы?

Любовь великая, неистовая, необыкновенной сосредоточенности — это она едва ли ни в первую очередь являлась источником и силы, и верности, и стойкости. Для Анюты в этой любви к дому, семье, мужу — защитнику отечества, было все — и смысл жизни, и патриотизм, и мужество противостояния всем трудностям и несчастьям войны. Именно она, эта любовь, как раз и сообщает поэме Твардовского героический настрой, придает ей другую тональность, позволяющую говорить, что это не только «Плач о Родине», но и «Песнь ее судьбы суровой».

Можно сказать, что в дни и годы разлуки не было ни одного мгновения когда Анюта не помнила бы об Андрее, не переживала бы о нем, не сочувствовала бы ему. Сила и напряжение чувства любви ее столь велика, что о себе она просто не помнит, о своих трудностях и опасностях забывает, не до того ей: сердце «тоска, тревога гложет», она все силится представить, где он и как там ему.

В огне, в бою, в чадном дыму
Кровавой рукопашной,
И как, должно быть, там ему,
Живому, смерти страшно (2, 345).

Вот так, о нем, а не о себе, думает и беспокоится она в тот час, который в поэме назван «последним». Действительно, он смертельно опасный и отчаянно тяжелый: все ближе бьют орудия, покидают село наши последние солдаты, враг у околицы. А у нее на руках еще трое детей: ей все теперь решать надо одной, она теперь за все в ответе. Конечно, её душа полна тревоги и о детях, и о себе, она в смятении и растерянности, ей не у кого спросить, куда деваться им и у кого просить защиты и вообще — что делать. Однако и в этот миг она не осуждает своих солдат, поспешно отступающих, она прощается с ними, а видит и помнит только своего Андрея.

Шагнула вслед, держась за дверь,
В слезах, и сердце сжалось,
Как будто с мужем лишь теперь
Навеки распрощалась.
Как будто он ушел из рук
И скрылся без оглядки… (2, 352).

Только ценой такой самоотверженной любви, поистине героической, и смогла Анюта уберечь свою семью в немецкой неволе. Понятно, что там она жила на пределе своих нравственных сил, материнской заботой о детях и ожиданием освобождения, встречи с Андреем. И даже здесь, где все было такое чужое и ненавистное, она сумела найти и предметы и запахи, которые напомнили ей и о стороне родной и о муже, о том, собственно, что связь ее с родиной ни на минуту не прерывалась. Это была «покоса раннего пора», «памятная смесь цветов поры любимой». А для сердца это было как бы вестью «со стороны родимой».

И мать с детьми могла тогда
Подчас поверить в чудо:
— Вот наш отец придет сюда
И нас возьмет отсюда… (2, 378).

Любовь к Анюте и детям, память и тоску о доме пронес через всю войну Андрей Сивцов, он жил этими мыслями и чувствами, они укрепляли его дух, они давали силы ему верить, когда, казалось, и надежды никакой не было. Неотступно рядом с любовью в его сердце жило и чувство вины: ведь и он вместе с другими отступал и оставил свой дом и семью на расправу врагу и унижению. Переполняли его и чувства презрения, ненависти и гнева к оккупантам. Все это вместе взятое рождало невиданную энергию, готовность перенести все испытания, бесстрашие.