О психоанализе

Можно предположить – и психоаналитическая школа склоняется к этой точке зрения, – что критическая чувствительность возникла из особой психологической истории, которая предопределила этот исход. Мы знаем, что при психогенных неврозах чувствительность всегда является симптомом разлада, разобщенности с самим собой, симптомом борьбы между двумя расходящимися тенденциями. Каждая из этих тенденций имеет свою психологическую предысторию, и в нашем случае можно ясно показать, что специфическое сопротивление, лежащее в основе критической чувствительности пациентки, на самом деле было исторически связано с определенными инфантильными сексуальными действиями, а также с так называемым травматическим опытом, причем и то и другое вполне могло бросить тень на сексуальность. Это было бы вполне правдоподобно, если бы сестра пациентки, которая пережила почти то же самое, включая эксгибициониста, тоже стала невротичной.

Поскольку этого не произошло, мы должны предположить, что пациентка переживала эти моменты особым образом, более интенсивно и в течение более длительного времени, чем ее сестра, и что в долгосрочной перспективе события раннего детства оказались для нее более значимыми. Будь это так, какой-то эффект, несомненно, был бы заметен уже тогда. Между тем в пору юности в сознании пациентки, как и в сознании ее сестры, с событиями раннего детства было покончено. Следовательно, в отношении этой критической чувствительности можно выдвинуть еще одну гипотезу, а именно, что она возникла не из специфической предыстории, а существовала с самого начала. Внимательный наблюдатель обычно может обнаружить атипичную чувствительность даже у младенца. Однажды я анализировал истеричную пациентку, которая показала мне письмо, написанное ее матерью, когда больной было два года. Мать писала о ней и ее сестре: она – пациентка – всегда была дружелюбным и предприимчивым ребенком, тогда как ее сестра с трудом приспосабливалась к людям и вещам. У первой впоследствии развилась истерия, у второй – кататония. Столь выраженные различия, уходящие корнями в раннее детство, не могут быть вызваны случайными событиями, но должны рассматриваться как врожденные. С этой точки зрения мы не можем утверждать, что в нашем случае причиной чувствительности в критический момент была особая предыстория; правильнее было бы сказать, что эта чувствительность была врожденной и, конечно, проявлялась наиболее сильно в любой необычной ситуации.

Подобная чрезмерная чувствительность очень часто приносит с собой обогащение личности и скорее придает ей особое очарование, нежели портит характер. Только в трудных и необычных ситуациях это преимущество превращается в недостаток, ибо спокойная рассудительность тогда нарушается несвоевременными аффектами. Однако нет ничего более ошибочного, чем рассматривать эту чрезмерную чувствительность ео ipso как патологическую составляющую характера. Будь это так, нам пришлось бы считать больным четверть всего человечества. Но если эта чувствительность имеет столь разрушительные последствия, то ее, конечно, никак нельзя считать нормальной.

Мы приходим к этому противоречию, когда противопоставляем два взгляда на значение психологической предыстории так, как мы сделали это здесь. На самом деле, речь не идет ни о том ни о другом. Определенная врожденная чувствительность порождает особую предысторию, особый способ переживания инфантильных событий, которые, в свою очередь, влияют на развитие детского мировоззрения. События, производящие сильные впечатления, никогда не проходят бесследно для чувствительных людей. Некоторые из них остаются действенными на протяжении всей жизни и могут оказать определяющее влияние на все психическое развитие человека. Грязные и разочаровывающие переживания в сексуальной области способны на долгие годы отпугнуть чувствительного человека, так что одна только мысль о сексе уже вызывает в нем сильнейшее сопротивление.

Как показывает теория травмы, люди, знающие о таких случаях, часто склонны приписывать эмоциональное развитие человека целиком или, по крайней мере, в значительной степени случайности. Прежняя теория травмы зашла в этом отношении слишком далеко. Никогда не следует забывать, что мир – это прежде всего субъективный феномен. Впечатления, которые мы получаем от этих случайных событий, зависят от нас самих. Неверно, что впечатления навязываются безусловно извне; впечатление обусловливает наша собственная предрасположенность. У человека, чье либидо заблокировано, впечатления будут, как правило, совсем другие и гораздо более яркие, чем у того, чье либидо организовано в различные виды деятельности. Одно и то же событие произведет на чувствительного человека глубокое впечатление, тогда как менее чувствительного оставит равнодушным.