С помощью более ранней, «исторической» концепции невроза мы надеялись понять, почему невротику с выраженным родительским комплексом так трудно приспособиться к жизни. Однако теперь, когда установлено, что нормальным людям свойственны точно такие же комплексы и в принципе то же психологическое развитие, что и невротикам, мы уже не можем объяснять невроз формированием определенных фантазийных систем. Подлинно объяснительный подход носит сугубо проспективный характер. Мы больше не спрашиваем, есть ли у больного отцовский (материнский) комплекс или бессознательные инцестуальные фантазии, привязывающие его к родителям, ибо мы знаем, что они имеются у всех. Было ошибкой полагать, будто подобными вещами страдают исключительно невротики. Сегодня мы спрашиваем: какую задачу пациент не желает выполнять? каких трудностей пытается избежать?
Если бы человек всегда старался приспособиться к условиям жизни, его либидо использовалось бы правильно и адекватно. Когда этого не происходит, оно блокируется и вызывает симптомы регрессии. Невыполнение требований адаптации, или уклонение невротика от трудностей, представляет собой, в сущности, колебания, которые испытывает всякий живой организм перед очередной попыткой приспособления. Поучительные примеры в этом отношении дает дрессировка животных, и во многих случаях такого объяснения вполне достаточно. С этой точки зрения прежнее объяснение, согласно которому сопротивление невротика обусловлено его зависимостью от фантазий, представляется ошибочным. Впрочем, с нашей стороны было бы неверно становиться на принципиальную позицию, отметая все остальные; подобные суждения в высшей степени однобоки. Привязка к фантазиям
Основным и глубочайшим корнем невроза является, по всей видимости, врожденная чувствительность[58]
. Последняя проявляется даже у грудного младенца, вызывая у него ненужное возбуждение и сопротивление при кормлении. Во многих случаях предполагаемая этиология невроза, выявленная психоанализом, фактически представляет собой лишь опись тщательно отобранных фантазий, реминисценций и т. д., стремящихся в определенном направлении и созданных пациентом из либидо, не использованным для биологической адаптации. Эти якобы этиологические фантазии, таким образом, оказываются не чем иным, как суррогатными образованиями, масками, искусственными объяснениями неспособности адаптироваться к действительности. Вышеупомянутый замкнутый круг бегства от реальности и регрессии в фантазию, разумеется, вполне может породить иллюзию якобы решающих причинно-следственных связей, в которые верит как аналитик, так и пациент. Случайные события вклиниваются в этот механизм только в качестве «смягчающих обстоятельств». Тем не менее необходимо признать, что они существуют и могут оказывать определенное влияние.