О психоанализе

Отчасти я вынужден согласиться с теми критиками, которые, читая психоаналитические истории болезни, не могут отделаться от впечатления, что все это фантастично и искусственно. Их единственная ошибка состоит в том, что они приписывают фантастические артефакты и зловещую, надуманную символику внушению и плодовитому воображению аналитика, а не несравненно более плодовитой фантазии самих больных. В фантазийном материале психоаналитической истории болезни действительно много искусственного. Но самое поразительное – это активная изобретательность пациента. Критики не так уж неправы, когда говорят, что у невротиков, которых им приходилось наблюдать, таких фантазий не было. Я не сомневаюсь, что большинство их пациентов совершенно не осознают, что у них вообще есть какие-либо фантазии. Находясь в бессознательном, фантазия «реальна» только в той мере, в какой она оказывает очевидное воздействие на сознание, например в форме сновидения. В противном случае мы можем с чистой совестью сказать, что она нереальна. Разумеется, всякий, кто не обращает внимания на почти неуловимое влияние бессознательных фантазий на сознание или обходится без тщательного и технически безупречного анализа сновидений, может вообще не заметить фантазий своих больных. Как следствие, подобные возражения зачастую вызывают у нас лишь снисходительную улыбку.

Тем не менее мы должны признать, что во всем этом есть и доля истины. Регрессивная тенденция пациента, подкрепленная вниманием психоаналитика в его исследовании бессознательной фантазийной активности, продолжает изобретать и творить даже во время анализа. Более того, в аналитической ситуации эта активность значительно возрастает: пациент чувствует интерес со стороны аналитика и продуцирует еще больше фантазий, чем прежде. По этой причине наши критики часто замечали, что добросовестная терапия невроза должна двигаться в противоположном направлении, чем психоанализ; другими словами, основная задача терапии состоит в том, чтобы освободить пациента от его нездоровых фантазий и вернуть его к реальной жизни.

Психоаналитик, безусловно, это осознает, но он также знает и то, насколько далеко можно зайти в подобном освобождении от фантазий. Разумеется, нам, медикам, никогда и в голову не придет предпочесть трудный и сложный метод, критикуемый всеми авторитетами, простому, ясному и легкому способу, если только на это нет веской причины. Я прекрасно знаком с гипнотическим внушением и методом убеждений Дюбуа, но не применяю их, поскольку они сравнительно неэффективны. По той же причине я не использую напрямую и rééducation de la volonté,[59] ибо психоанализ дает лучшие результаты.

Если же мы все-таки выбрали психоанализ, то должны следовать регрессивным фантазиям больного. Психоанализ предполагает более широкий подход к оценке симптомов, нежели традиционные психотерапевтические процедуры. Все они исходят из предположения, что невроз есть всецело патологическое образование. Ни один невролог до сих пор не рассматривал невроз как попытку исцеления и, следовательно, не признавал за невротическими образованиями совершенно особое телеологическое значение. Однако, как и всякая болезнь, невроз – это лишь компромисс между патогенными причинами и нормальной функцией. Современная медицина видит в лихорадке не столько болезнь как таковую, сколько целенаправленную реакцию организма. Точно так же психоанализ рассматривает невроз не как нечто противоестественное и само по себе патологическое, но как нечто имеющее смысл и цель.

Отсюда проистекает испытующая и выжидательная установка психоанализа по отношению к неврозу. Во всех случаях он воздерживается от оценки ценности симптома и вместо этого стремится понять, какие тенденции лежат в его основе. Если бы мы могли уничтожить невроз так же, как, например, рак, мы в то же время уничтожили бы большое количество полезной энергии. Мы сохраняем эту энергию, то есть заставляем ее служить цели выздоровления; для этого мы изучаем смысл симптомов и следуем за регрессией пациента. Тем, кто не знаком с основами психоанализа, бывает трудно понять, каким образом проникновение во «вредные» фантазии пациентов способствует достижению терапевтического эффекта. Не только противники психоанализа, но и пациенты сомневаются в терапевтической ценности метода, акцентирующего те самые вещи, которые сам больной считает бесполезными и предосудительными, а именно свои фантазии. Пациенты часто говорят, что их прежние врачи запрещали им предаваться фантазиям, объясняя это тем, что они могут считать себя здоровыми только тогда, когда освободятся, хотя бы временно, от этого ужасного бедствия. Естественно, у них возникает вопрос, какая польза от лечения, если оно ведет их обратно в то самое место, из которого они так долго пытались вырваться.