О ПСИХОЛОГИИ ВОСТОЧНЫХ РЕЛИГИЙ И ФИЛОСОФИЙ

Это описание трансцендентной функции дано здесь лишь в самых общих чертах; за подробностями мне приходится отсылать читателя к литературе, приведенной в примечании. Однако я должен привлечь его внимание к этим психологическим наблюдениям и методам, поскольку они намечают путь, открывающий доступ к той разновидности "ума", на которую ссылается комментируемый текст. Это ум, создающий образы, своего рода лоно, порождающее те схемы, которые определяют характер апперцепции. Эти схемы неотъемлемо присущи бессознательной психике, они выступают ее структурными элементами и служат единственным объяснением того, почему определенные мифологические мотивы оказываются более или менее повсеместно распространенными, – даже там, где их перенос в результате миграции практически исключен. Сновидения, фантазии и психозы вызывают к жизни образы, по всей видимости тождественные мифологическим мотивам, о которых данный человек не имеет ни малейшего представления, и даже косвенно не знаком с ними через риторические фигуры речи или символический язык Библии [13]. Психопатология шизофрении, как и психология бессознательного, несомненно, демонстрирует производство архаического материала психикой. Какой бы ни была структура бессознательного, одно можно сказать со всей определенностью: оно содержит в себе некоторое количество мотивов или схем архаического характера, в принципе тождественных основным идеям мифологии и подобных ей форм мышления.

Поскольку бессознательное служит порождающим умом, с которым связывается свойство креативности – создания нового, – оно представляет собой то же творческое начало, место рождения форм мысли, каким наш текст считает Мировой Ум. А поскольку никакой определенной формы бессознательному мы приписать не можем, восточное утверждение о том, что Мировой Ум не имеет формы (арупалока), и в то же время есть источником всех форм, представляется психологически оправданным. Эти формы или схемы бессознательного не принадлежат какому-то определенному времени, т.е., по-видимому, вечны; осознаваясь и проникая в сознание, они дают своеобразное ощущение вневременности. Подобные констатации можно найти в психологии первобытных народов. Австралийское слово aljira [14], например, одновременно означает "сновидение", "страна духов" и "время" в которое жили и до сих пор живут предки. Это, как выражаются аборигены, "время, когда времени еще не было". Все это выглядит как явная конкретизация и проекция бессознательного со всеми ее характерными чертами – проявлением во сне, родовыми формами мышления и вневременностью.

Интровертная установка, которая придает первоочередное значение не внешнему миру (миру сознания), а субъективному фактору (на фоне которого разворачивается сознание), неизбежно вызывает к жизни характерные проявления бессознательного, а именно, архаические формы мысли, пронизанные "родовым", или "историческим" чувством, а также ощущением неопределенности, вневременности и единства. Особое чувство единства, которое является типичным переживанием во всех формах "мистицизма", по всей вероятности обусловлено сплошной контаминацией, взаимопроникновением содержаний, усиливающимся с ослаблением сознательности (abaissement du niveaumental). Почти неограниченное смешение образов в сновидениях и, особенно, в порождениях фантазий душевнобольных, свидетельствует о бессознательном происхождении этого чувства. В противоположность ясному различению и дифференциации форм в сознании, содержания бессознательного крайне неопределенны, а потому легко перемешиваются. Если мы попытаемся представить состояние, в котором нет ничего отчетливого, у нас безусловно возникнет цельное ощущение единства. Поэтому вполне возможно предположить, что своеобразное ощущение единства обусловлено подпороговым знанием о всеобщем взаимопроникновении содержаний бессознательного.