О Пушкине, o Пастернаке

…c’est le calcul, c’est la patience, c’est le pénible labeur d’ un cerveau dont la capacité ne suffirait pas au plus basses combinaisons des mathématiques. On ne saurait nier que l’ habileté à ce jeu de casse-tête ne constitue une sorte de talent; mais de bonne foi, se livrer à de telles futilités, n’est-ce pas se ravaler au rôle d’ un componium. Fût-on plus mathématicien que Lagrange, où l’ inspiration est nécessaire, la faculté géométrisante est stérile, et vouloir composer de la musique d’ après des formules, c’est à peu près comme si l’ on se proposait de faire de la poésie avec de la grammaire. <…> Derrière cet appareil scientifique, la médiocrité était respectable, et les honneurs qu’on lui décernait ne pouvaient avoir d’ autres résultats que de s’opposer aux progrès de l’ art.

Ainsi que l’ alchimie, la musique savante, don’t il est question, a ses adeptes; elle est une science occulte, une sorte de cabalistique, dont les mystères sont totalement étrangers aux inspirations de l’ art <…> Ainsi, suivant ces praticiens théoristes, la musique se compose à froid, à peu près de la même manière que l’ on résout une équation: le sentiment, l’ imagination, n’y sont pour rien

(Imbert de Laphalèque 1829: 117–118)

[Перевод: …это вычисление, это терпение, это тяжелый труд мозга, способностей которого не хватает на более низкие математические комбинации. Не станем отрицать, что сноровка в этой игре ума есть своего рода талант; но, честное слово, не опускается ли тот, кто предается подобным пустякам, до роли компониума [музыкального автомата]? Можно ли сделаться бóльшим математиком, чем Лагранж, если там, где необходимо вдохновение, способность геометризировать бесплодна, и намерение сочинять музыку, руководствуясь формулами, — это почти тоже самое, как если бы кто-нибудь предложил сочинять стихи, руководствуясь грамматикой. <…> Прячась за этим научным аппаратом, посредственность приобретает респектабельность, и почести, которых она удостаивается, могут привести лишь к результатам, пагубным для прогресса искусства. Подобно алхимии, ученая музыка, о которой идет речь, имеет своих адептов. Она являет собой оккультную науку, нечто вроде кабалистики, тайны которой целиком и полностью чужды вдохновениям искусства. <…> Таким образом, по рецептам этих теоретизирующих практиков музыку следует сочинять без страсти, примерно так же, как решают уравнения: чувства и воображение для этого не нужны.]