О Пушкине, o Пастернаке

Помимо романтической критики «ученой музыки», слова Сальери о гармонии и алгебре имеют и конкретный источник — популярную сатирическую комедию французского драматурга Жака Дювора (Jacques Du Vaure, 1698?–1778) «Le Faux Savant» («Лжеученый», 1728), в которой высмеивался новый тип философствующего псевдоученого, с апломбом рассуждающего обо всех сложных предметах, так сказать, просветителя-энциклопедиста до «Энциклопедии». Лжеученый Полимат (то есть буквально «много знающий») своими умствованиями настолько поражает воображение богатого парижанина Доримана, что тот поселяет его в своем доме и даже собирается выдать за него красавицу-дочку, которая, конечно же, любит другого. Чтобы разоблачить самозванца, возлюбленный девушки Лисидор является к ней в дом под видом учителя и беседует с Полиматом о науках и искусствах. Когда он упоминает о том, что неплохо разбирается в музыке, Полимат говорит:

Vous êtes musicien, comme les autres, machinalement? N’êtes-vous pas aussi, comme tous les musiciens, sujet à la bouteille et au dérangement de cervelle? Ce sont les attributs de la profession. <…> Il faut posséder l’ harmonie par l’ algèbre, comme moi <…> Platon dit <…> Pythagore soutient qu’on peut par les nombres…

(Du Vaure 1772: 52–53; курсив мой. — А. Д.

)

[Перевод: Так вы музыкант, как и все, машинальный? И как все музыканты, вы, наверное, дружите с бутылкой и страдаете помутнением разума? Это атрибуты профессии. <…> Следует покорять гармонию алгеброй, как я <…> Платон говорит <…> Пифагор считает, что посредством чисел…]

Тот факт, что абсурдная максима Полимата почти дословно совпадает с формулировкой Сальери, а его представления о музыкантах как «машинальных» творцах, пьяницах и безумцах напоминают претензии последнего к Моцарту, заставляет предположить знакомство Пушкина с комедией Дювора. Ее издание 1772 года, указанное выше, имелось в библиотеке Тригорского, где Пушкин вполне мог его читать в годы ссылки (Модзалевский 1903: 29, № 103).

В литературе о МиС высказывались разные суждения насчет того, в каком значении Пушкин употребил здесь (и далее, в тосте и реплике Моцарта) слово «гармония» — в специальном, узко-музыкальном (ср. определение Верстовского, писавшего в 1825 году, что под этим словом «мы теперь <…> разумеем <…> согласие многих тонов» — Верстовский 1825: 222), или в широком, метафорическом (красота, прекрасное, музыка). К первому решению склонялись Б. В. Томашевский, И. Ф. Бэлза, С. М. Бонди (см.: Пушкин 1935b: 119; Бэлза 1953: 34–35; Бонди 1978: 243), а также составители толкового словаря Ушакова, где слова Сальери приведены в качестве единственной иллюстрации к значению «часть теории музыки, учение о правильном построении созвучий в композиции»; на втором настаивал И. Р. Эйгес, сославшись на несколько случаев именно метафорического, а не специального словоупотребления в русских статьях о музыке 1820‐х годов и в заметке Пушкина о Сальери (Эйгес 1936: 333; Эйгес 1937: 190–192). В дополнение к аргументам Эйгеса можно указать и на большое количество примеров из русской поэзии конца XVIII — первой трети XIX века, и в том числе из произведений Пушкина («Разговор книгопродавца с поэтом», «Домик в Коломне», «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье…»), «Красавица», «Ценитель умственных творений исполинских…»), в которых слово «гармония» получает переносные значения: красота, музыка, пение, звучание и т. п.