Читаем О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников полностью

Возмутительную историю Пушкина с Балшем мы относим к февралю месяцу 1822 г. Она произошла, как можно соображать по рассказам о ней, около масленицы. Итак, в продолжении каких-нибудь трёх-четырёх месяцев три истории, три вспышки необузданного, африканского нрава: в исходе 1821 года поединок с 3. из-за карт, в январе 1822-го с Старовым из-за светских отношений. Можно себе представить, сколько в Кишинёве пошло толков, как возмущались все степенные люди поведением молодого человека, каково было кишинёвским молдаванам после оскорбления, нанесённого им в лице Балша. Пушкина стали бояться в городе. Но за него был его добрый начальник, приставлявший часовых к его комнате, присылавший ему книг для успокоения и развлечения. Инзов и ещё несколько человек в Кишинёве хорошо знали, что Пушкину было можно и было за что прощать его увлечения. За беспорядочною жизнью, за необузданностью нрава, дерзкими речами не скрывалось от них существо, необычайно умное и свыше одарённое. Дело в том, что уже в это время в Пушкине заметно обозначилось противоречие между его вседневною жизнью и художественным служением. Уже тогда в нём было два Пушкина, один — Пушкин-человек, а другой — Пушкин-поэт. Это раздвоение он хорошо сознавал в себе; порою оно должно было мучить его, и отсюда-то, может быть, меланхолический характер его песен, та глубокая симпатическая грусть, которая примешивается почти ко всему, что ни писал он, и которая невольно вызывает участие в читателе. Он был неизмеримо выше и несравненно лучше того, чем казался и чем даже выражал себя в своих произведениях. Справедливо отзывались близкие друзья его, что его задушевные беседы стоили многих его печатных сочинений и что нельзя было не полюбить его, покороче узнавши. Но по замечательному и в психологическом смысле чрезвычайно важному побуждению, которое для поверхностных наблюдателей могло казаться простым капризом, Пушкин как будто вовсе не заботился о том, чтобы устранять названное противоречие; напротив, прикидывался буяном, развратником, каким-то яростным вольнодумцем. Это состояние души можно бы назвать юродством поэта. Оно замечается в Пушкине до самой его женитьбы и, может быть, ещё позднее. Началось оно очень рано, но становится ярко заметным в описываемую нами пору. «Как судить о свойствах и образе мыслей человека по наружным его действиям? — пишет он по поводу обвинений Байрона в безбожии.— Он может по произволу надевать на себя притворную личину порочности, как и добродетели. Часто, по какому-либо своенравному убеждению ума своего, он может выставлять на позор толпе не самую лучшую сторону своего нравственного бытия; часто может бросать пыль в глаза черни однеми своими странностями» (VII, 151)[425].

В одно время с дуэлями шла сильная внутренняя и художественная работа. По удалении из Петербурга, в 1820 году, написано им, кроме Эпилога к Руслану и Людмиле, как мы видели, десять стихотворений. В 1821 году он написал Кавказского Пленника и кроме утраченной автобиографии, дневника, записок о греческом восстании и мелких прозаических отрывков — тридцать одно стихотворение. Мы предлагаем расположить их будущим издателям его сочинений в следующем, по временам, порядке. Жизнь Пушкина лучше всего выражается в его сочинениях[426].

1. Земля и море. Киев, 8 февраля.

2. Желание.

3. Муза. 14 февраля — 5 апреля.

4. Я пережил свои желанья. Каменка, 22 февраля.

5. Дельвигу. (Друг Дельвиг, мой парнасский брат). Кишинёв, 23 марта.

6. Катенину. (Кто мне пришлёт её портрет). 5 апреля.

7. Наперсница волшебной старины (Муза).

8. Сетование. (Д. В. Давыдову).

9. Чаадаеву. Кишинёв, 6—20 апреля.

10. П-лю.

11. К Чернильнице. 11 апреля.

12. Еврейке. (Христос воскрес, моя Ревекка). 12 апреля, Кишинёв.

13. Кинжал.

14. Недвижный страж дремал.

15. Наполеон. Июнь.

16. Десятая заповедь.

17. Умолкну скоро я. 23 августа.

18. Мой друг, забыты мной следы минувших лет. 24—25 августа.

19. Гроб юноши.

20. К Аглае. (И вы поверить мне могли).

21. Иной имел мою Аглаю.

22. Война или Мечта воина. 29 ноября.

23. Овидию. 26 декабря.

24. Алексееву. (Мой милый, как несправедливы).

25. К портрету кн. Вяземского.

26. Приметы.

27. Дева.

28. Подруга милая, я знаю отчего.

29. Дионея.

30. Красавице перед зеркалом.

31. Эпиграмма на Каченовского. (Клеветник без дарованья)[427].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары