О, Путник!

— Вот как, Сир? — весело произнесла МАРКИЗА, незаметно подошедшая ко мне. — И откуда же такие сведения?

— Вы тоже не в курсе, сударыня? — я легко соскочил с коня, снял с правой руки МАРКИЗЫ железную перчатку и нежно поцеловал её тонкие, но сильные пальчики. — Простите меня за всё, даже за то нехорошее, что я замыслил, но не успел осуществить. Я очень сильно виноват перед вами, но не судите меня строго, милая. У каждого свой характер и натура. Я вас люблю! Если сегодня линия Вечности для нас прервётся, то так тому и быть. Нам есть, что вспомнить, не так ли?

— Конечно… Конечно же! Бог простит, Мой Король, — по щекам девушки потекли слёзы. — А если не простит, то я давно уже Вас простила. К чёрту Вечность! Я готова пожертвовать ею всего за несколько счастливых часов, проведённых с Вами!

Я привлёк МАРКИЗУ к себе, обнял её и поцеловал влажные губы, ощутил волшебный запах ей волос. Потом я отстранил девушку от себя, глубоко и с наслаждением вдохнул пряно-солёный воздух, вскочил на БУЦЕФАЛА, крепко сжал рукоять ЭКСКАЛИБУРА, искоса взглянул на своих спутников. Почти все они печально отвернулись в сторону. Только ШЕВАЛЬЕ смотрел на меня прямо, твёрдо и жёстко, но глаза его были подозрительно влажны. Слегка влажны…

— Да что же это такое, Ваше Величество! — возмущённо и громко произнёс юноша. — Извините за некоторую резкость тона, но нам сейчас следует думать совсем о другом! Сир, не стоит расслабляться! Впереди битва и победа, которую мы, конечно же, одержим!

— Сир, Летопись ждёт, — вежливо напомнил ПОЭТ.

— Да что же это такое!? — возмутился я. — Чёрт с нею, с этой пустой болтовнёй! Какой нам толк от того, что какие-то наши или не наши мысли останутся нетленными в веках!? Какое нам до этого дело, если вдруг сгинем мы бесследно после битвы, исчезнем из ткани мироздания!?

— А если не сгинем, Сир? — вмешался в разговор ТОСИНАРИ.

— Ну, — это же совершенно другое дело! Ладно, сдаюсь, — засмеялся я. — Дайте подумать…

— Ну, ну, Сир…

— Так вот, для начала кое-что из Чжуан-цзы. Это для вас, Учитель.

— Благодарю Вас, Сир.

— Что такое Чжуан-цзы? — спросил ШЕВАЛЬЕ.

— Не что, а кто! — возмутился ТОСИНАРИ. — Чжуан-цзы — это великий китайский философ и даосский мудрец.

— Понял, — опустил глаза ШЕВАЛЬЕ и покраснел.

— Кстати, а как закончился тот знаменитый турнир, в котором вы оба, насколько я помню, принимали участие? — я вопросительно посмотрел сначала на юношу, а потом на старца. — Всё забываю спросить.

— Сир, увы, я проиграл, — ещё больше покраснел ШЕВАЛЬЕ.

— Как это проиграл!? — нарочито громко удивился и возмутился БАРОН. — Ты посрамил честь своего рода, а значит и мою честь! Мастер ГРОМ, если я не ошибаюсь, вы были учителем этого юнца?

— Был. У ШЕВАЛЬЕ блестящие способности. Он боец от Бога. Ума не приложу, как это вообще могло произойти, — также нарочито печально и скорбно произнёс ГРОМ. — Странно, однако. Беда, беда… Вот вам и Мастер Меча.

— Отстаньте от мальчика! — вспыхнула МАРКИЗА. — Вы, двое придурков!

— Я был всего лишь чуть везучее, — скромно произнёс ТОСИНАРИ.

— Господа, о чём мы сейчас говорим, опомнитесь! — закричал ПОЭТ. — Близится великая битва между добром и злом! Наступает миг истины! Вы мешаете Императору сосредоточиться!

Все притихли. Я внимательно взглянул на вражеское войско. Там наметилось определённое оживление, а потом возникло конкретное движение.

— Так вот, когда пришёл час смерти Чжуан-цзы…

— Сир, начало мне решительно не нравится, — прервала меня МАРКИЗА.

— Сударыня, помолчите, пожалуйста, хоть сейчас — пророкотал БАРОН и смерил девушку таким взглядом, что она быстро спряталась за Жеребца ШЕВАЛЬЕ.

— Так, вот, — невозмутимо продолжил я. — Чжуан-цзы лежал на смертном одре, и ученики уже собирались устроить ему пышные похороны. Чжуан-цзы сказал: «Небо и Земля будут мне внутренним и внешним гробом, солнце и луна — парой нефритовых дисков, звёзды — жемчужинами, а вся тьма вещей — посмертными подношениями. Разве чего-то не хватает для моих похорон? Что можно к этому добавить?». «Но мы боимся», — отвечали ученики, — «что вас, учитель, склюют вороны и коршуны». Чжуан-цзы сказал: «На земле я достанусь воронам и коршунам, под землёй пойду на корм муравьям и червям. У одних отнимут, а другим дадут. За что же муравьям и червям такое предпочтение?».

— Превосходная притча, Сир, — ТОСИНАРИ наклонил голову и положил руку на сердце.

— Благодарю вас, Князь, — я поклонился в ответ. — Но данное событие из жизни мудреца отнюдь не является притчей. Это — быль!

— Кто знает, Государь, кто знает… Разве реальная история не может быть притчей?

— Да, вы правы, Учитель, — я ещё раз поклонился. — Реальная история вполне способна превратиться в притчу. Я даже скажу больше. Основа любой умной притчи — это вполне реальная история!

— А вообще, Государь, Чжуан-цзы — это не совсем понятная и очень спорная личность.

— В каком смысле? В чём его спорность?

— Сир, существует мнение, что такого человека на Земле никогда не существовало.

— А, вы об этой распространённой точке зрения? Возможно, возможно… Вы знаете, у меня возникла одна мысль.