О, Путник!

— Может быть, может быть… — задумчиво произнёс БОГ и рассеянно посмотрел в окно, за которым по-прежнему царствовали промозглый яростный ветер и мерзкий серый снег. — Эх, чего-то мне не хватает, чего-то хочется, такого, этакого!

— Да, холодная водочка с квашенной капустой и мочёным арбузом сейчас не помешали бы, — усмехнулся я. — Да и сало с чесноком и с чёрным ароматным хлебом не было бы лишним. Коньяк — это конечно божественный напиток, но баловство, оно и в Африке баловство!

— Ты, как всегда, в своём репертуаре! — засмеялся он. — А не махнуть ли нам прямо сейчас для контраста в пустыню Калахари, а потом — в Антарктиду!? Мы там ещё не бывали! А!? Вот где водка пойдёт на ура!

— Согласен! — оживился я. — Всё в нашей жизни построено на контрасте. Иначе теряется всякий интерес! Так что, вперёд!?

— Постой, мой юный друг, — задумчиво усмехнулся ОН.

— Какой я тебе юный?! — возмутился я.

— Ну, ну…

— Ах, да…

— Имеется у меня к тебе одна просьба. Пустяковая…

— Слушаю тебя, мой старый друг.

— Ну, ну. Порезвись…

— Извини…

— По пустякам никогда не стоит извиняться, — поморщился ОН. — Так вот. Прочитай мне какое-нибудь своё стихотворение, которое самое лучшее. По твоему мнению.

Я задумался, улыбнулся.

— Слушай.

— Весь во внимании!!!

— Это стихотворение посвящено одной прелестной женщине, которую я когда-то любил.

— Ну, ну…

— И так… — я сделал большой глоток коньяка, а потом продекламировал:

Я опять пленён тобою,
Я опять не сплю ночами
В доме, где, гремя ключами,
Бродит сторож с бородою.

Борода его космата,

Как трава в осеннем поле,
Цвета пепла и заката,
Без былой упругой смоли.

Он хрипит и дышит шумно,

Он поёт, а, может, плачет,
Непонятно и безумно
С тенью собственной судачит.

Спотыкаясь о пороги,

Исчезает в коридорах,
Оставляя зуд тревоги,
Растворяющийся в порах.

Мы не спим. На сердце — холод.

Жаль чего-то, жаль кого-то.
Кто уже давно не молод,
Новый день кому — забота.

Мы не спим во тьме, где шорох

Громче гулкого набата,
За окном акаций ворох,
Ароматнейшая вата…

Твоё тело обнимая,

Умираю, засыпаю,
И, как лёд, себя ломаю,
Жизнь чужую понимаю…

Ночь… Акации цветенье…

Коридор… В конце тупик…
Я несчастен… Я — старик…

— Спасибо! — грустно произнёс Бог. — Гениально. Классно. Мощно. Потрясающе! Ты мне очень сильно поднял настроение. Может быть мне пойти куда-нибудь, да и повеситься!?

— Ты же не можешь повеситься или лишить себя жизни каким-либо иным способом? — осторожно спросил я. — Или я ошибаюсь!? Возьми себя в руки! Бог, который повесился… Это кое что!!! О, как! Однако! Ничего себе! Ишь, ты!

— А, «Ибо»? Твоё знаменитое «Ибо»!?

— Ах, да… Ибо!

— Ну, — это же совершенно другое дело! А вообще-то, ты ошибаешься, — поморщился ОН. — Ты во многом ошибаешься. Мир очень сложен и до конца непонятен… Мы как-то говорили на эту тему.

— Да, был такой разговор, — усмехнулся я. — Но тебе-то он понятен!? Ну, а я когда-нибудь хотя бы приближусь к осознанию сути и смысла бытия?

— Навряд ли… — ответил БОГ.

— Вот так!? Ты же как-то обещал сделать меня Ангелом и в этой ипостаси я должен был понять почти всё!? — грустно произнёс я. — Жаль… А, вообще, к чему все эти наши встречи и беседы, если мне почти ничего не дано понять и познать!? Так, пустая трата времени!

— Не совсем пустая, успокойся! — нервно и неопределённо произнёс БОГ. — Ну что же, Калахари, Антарктиды, бани и баб никто не отменял! Перестреляем всех пингвинов! К чёртовой матери, их, идиотов!

— Но, пингвины-то здесь причём!? — встревожился и возмутился я.

— Они всегда меня раздражали! — угрюмо буркнул ОН — Уроды! Ходят тупо туда-сюда, как конченные придурки. Зачем, к чему и почему!? Пусть ползают, плавают! Но ходить-то зачем!? Ходит, как положено, только человек! Царь природы! Моё подобие!

— Пожалуйста, не трогай пингвинов! На что они тебе сдались!?

— А вот так!

— Ну, тогда я с тобой никуда не отправлюсь, уж извини! Пингвинов мне всё-таки жалко.

— Хорошо! Чёрт с ними! Пусть живут! Вперёд, ПУТНИК!

— Вперёд, СТРАННИК!

— Мы ещё прикурим от Солнца!!!

— И не однократно!!!