О Раю, Раю

И когда коротали мы ночи недужные,
появлялись какие-то вещи ненужные —
пузырьки, и бутылки, и пыль на будильнике,
банка кильки в томате в пустом холодильнике
и розетка с застывшим вареньем малиновым,
и сундук с ароматом своим нафталиновым,
и какие-то колбочки, баночки, пробочки,
и случайно рассыпанный мак из коробочки.

Мы отмечены были тоской одинаковой,

коронованы серой коробочкой маковой,
а в коробочке этой на самом на донышке
копошились какие-то мелкие зёрнышки.
И когда ты рукою нечаянно взмахивал,
то коробочку мака нечаянно встряхивал,
и в звучании странном, в шуршании, шелесте
нам мерещились духи соблазна и прелести.

Заслоняли и прятали духи лукавые

то, что было овеяно светом и славою,
называли любовь чепухой и бирюльками
и клубились над нами, как пар над кастрюльками,
но хотели, в пространство протиснувшись тесное,
чтоб за воинство их принимали небесное.
Мы тогда перепутали тьму и свечение,
пункт отбытия в вечность и пункт назначения,
выбирая свободу от всякого бремени,
мак рассыпанный сделали символом времени.

И тогда мы узрели, что в глиняном чайнике,

и в кувшине стеклянном, и в каменном прянике,
в этажерке, в буфете, в салфетке для столика
и в бутылке — неверной жене алкоголика,
в одеяле верблюжьем и в стоптанных тапочках,
в блюдцах, чашках и мыльницах, в ковриках, тряпочках,
в их фактуре, структуре, в их нежной материи
совершаются взрывы, миракли, мистерии,
в глубине их огонь негасимый скрывается,
и над ними дымок, словно змей, извивается.

Фотография

В суматохе, и шуме, и гаме
искупались в пыли воробьи.
Заболоцкий в очках и пижаме
тихо думает думы свои.

Он сидит, как в больничной палате,

у окна и не смотрит на нас,
но от ангела в белом халате
не отводит встревоженных глаз.

Да, Лодейников был на свободу

им отпущен — обманщик и лжец,
отвратительных таинств природы
соглядатай и тайный певец.

Но ведь есть и другие поступки —

ведь не зря же он Богом храним!
…И Мадонна в цигейковой шубке
на вокзале замечена им.

* * *

Отправляясь молча для разборки
в ад, в его разинутую пасть,
поскользнуться на арбузной корке
и на городской асфальт упасть.

И увидеть очертанья рая —

этот заповедный материк,
и лежать в пыли, благословляя
данный Богом перед смертью миг.

* * *

Тихону Синицыну