О революции

Поскольку соглашения в колониях первоначально заключались безо всякой апелляции к королевской власти, дело предстало так, как если бы революция вернула процессу заключения соглашений его первозданный вид, который он имел в первые дни колонизации. Уникальность североамериканских колоний и их отличие от других колониальных предприятий состояли в том, что эмигранты из Британии с самого начала настаивали на том, что они конституировали себя в "гражданские политические организмы". Эти "политические организмы" не были учреждениями в собственном смысле слова; они не предполагали управления и разделения народа на управляющих и управляемых. Лучшим доказательством тому служит факт, что объединенный в них народ более чем на полторы сотни лет мог оставаться лояльным подданным Англии. Эти новые политические организации были по сути "политическими сообществами", и их значение для будущего состояло в формировании политического пространства, в котором были возможны власть и требование прав без притязания на суверенность[299]. Величайшая революционная инновация - открытие Мэдисоном федеративного принципа для основания республик на больших территориях - отчасти основывалась на опыте, на тесном знакомстве с этими политическими институтами, внутренняя структура которых воспроизводилась в структуре республик, побуждая их составные части к беспрестанному расширению, принципом которого, однако, были не экспансия и не завоевания, но исключительно комбинирование власти. И в эти ранние времена колониальной истории был открыт не только фундаментальный федеративный принцип, но и само название "федерация" в смысле "комбинации" или "косоциации"; новое название союза, нареченного Соединенными Штатами Америки, было подсказано желанием "называться именем Соединенных Колоний Новой Англии"[300]. И именно этот опыт, более чем какая-либо теория, поощрил Мэдисона к проработке случайной ремарки Монтескье, утвердив Мэдисона в мысли, что республиканская форма правления, будучи основанной на федеративном принципе, применима для больших и растущих территорий[301].

Джон Дикинсон, как-то раз заметивший: "Опыт должен быть нашим единственным советчиком. Разум может увести нас по ложному пути"[302], возможно, интуитивно догадывался об этом уникальном, но теоретически не разработанном пласте американского эксперимента. Так часто указывалось, "сколь многим Америка обязана идее общественного договора"[303], что в результате оказался оставленным без внимания тот факт, что первые колонисты, задолго до революции "применившие идею на практике", на самом деле не имели ни малейшего представления о теории. Скорее наоборот, когда Локк в известном своем пассаже констатирует: "Любое политическое общество начинается и образуется не чем иным, как согласием любого числа свободных граждан, располагающих большинством, объединиться и присоединиться к этому сообществу", а затем называет этот акт "началом любого правового государства в мире", это выглядит так, словно влияние, оказанное на него событиями в Америке, превзошло влияние, оказанное его собственными Treatises of Civil Government[304][305]на самих основателей США. Доказательством (если в таких вопросах возможны доказательства) может служить любопытный и невинный способ, каким Локк сконструировал свой собственный "первоначальный договор" - в духе современных ему теорий общественного договора - как передачу прав и власти правительству или сообществу, то есть вовсе не как "взаимный" договор, но как соглашение, в котором отдельное лицо уступает свою власть государству и соглашается, чтобы им управляли в обмен на защиту его жизни и собственности[306].

Прежде чем продолжить, следует напомнить, что в различных теориях XVIII века проводилось четкое различие меж ду двумя типами "общественного договора". Один являлся договором между отдельными лицами. Предполагалось, что он дает жизнь обществу. Другой заключался между народом и его правителем и предположительно имел своим результатом правовое государство. Тем не менее решающие различия между этими двумя разновидностями (между которыми едва ли больше общего, чем название) поначалу оставались незамеченными, ибо теоретики в первую очередь занимались поисками универсальной теории, охватывающей все формы публичных отношений - общественных и политических. Тем самым две различные версии "общественного договора", которые, как мы увидим, в действительности взаимно исключали друг друга, рассматривались как аспекты единого договора, распадающегося на две фазы. К тому же, с точки зрения теории, оба договора являлись скорее гипотезами, призванными объяснить, с одной стороны, существующие общественные отношения, а с другой - отношения между обществом и государством. И тогда как история этой теоретической гипотезы уходит корнями в глубокое прошлое, до колониального предприятия британцев не предоставлялось ни единого случая проверить, истинна ли она.