О режиссуре фильма

Но если фильм – запись того, что делает протагонист, то надо, чтобы она была интересной. То есть такой подход требует, чтобы режиссер снимал фильм по-новому, интересно и постоянно спрашивал себя: «Как интереснее всего поставить камеру для съемки этой любовной сцены?» «Каким самым интересным способом снять ее ясно?» «Как интереснее всего вести себя актеру в сцене, когда, например, она ему делает предложение?»

Так снимается большинство американских фильмов – как запись того, что в реальности делают реальные люди. Есть другой способ снимать кино – способ, предложенный Эйзенштейном. Этот метод вовсе не в следовании за протагонистом; фильм строится как последовательность изображений, сопоставляемых так, чтобы столкновение между ними двигало сюжет в сознании зрителя. Это – сжатое изложение эйзенштейновской теории монтажа; это также – первое, что я знаю о режиссуре в кино, да, пожалуй, единственное, что я знаю о кинорежиссуре.

Вы всегда хотите рассказать историю монтажно. То есть через сопоставление образов, в принципе самостоятельных. Эйзенштейн говорит нам, что наилучший образ – самостоятельный образ. Кадр – чашка. Кадр – чайная ложка. Кадр – вилка. Кадр – дверь. Пусть монтаж расскажет историю. Потому что иначе вы имеете не драматическое действие, вы имеете повествование. Если вы сбились на повествование, то вы говорите: «Вам не догадаться, почему то, что я сейчас сказал, важно для сюжета». Неважно, чтобы зритель догадывался, почему это важно для сюжета. Важно просто рассказать историю. Пусть зритель удивится.

Фильм, в общем, гораздо ближе, чем пьеса, к простому рассказу. Если вы прислушаетесь к тому, как рассказывают истории, то обнаружите, что их рассказывают кинематографически. Перескакивают с одного на другое, и сюжет движется сопоставлением образов – иначе говорят, монтажом.

Люди говорят: «Я стою на углу. День туманный. Народ вокруг мечется, как ненормальный. Наверное, было полнолуние. И вдруг подъезжает машина, и человек рядом со мной говорит…»

Если подумать, то это – монтажный лист: (1) человек стоит на углу; (2) кадр – туман; (3) в небе полная луна; (4) человек говорит: «По-моему, люди дуреют в это время года»; (5) подъезжает машина.

Это хороший способ делать фильм – сопоставляя образы. Тут вы следуете за сюжетом. Вы интересуетесь: что будет дальше?

Самый мелкий элемент – кадр. Самый большой – фильм; а элемент, которым больше всего занят режиссер, – сцена.

Первое – кадр: сопоставление кадров движет фильм. Из кадров складывается сцена. Сцена – это выстроенное эссе. Это маленький фильм. Это, можно сказать, документальная лента.

Документалист берет в принципе не связанные куски отснятого материала и сопоставляет их таким образом, чтобы зритель понял, что ему хотят сообщить. Кусок – под птицами хрустнула ветка. Кусок – олененок поднял голову. Между собой куски не имеют ничего общего. Они сняты в разные дни или годы, в разных местах. Режиссер стыкует их, чтобы передать идею настороженности. Между кадрами ничего общего. Они не запись того, что делал протагонист. Они не запись того, как олененок реагировал на птицу. Это принципиально самостоятельные образы. Но, будучи сопоставлены, они передают зрителю идею тревожной настороженности. Это хорошая кинематография.

Вот, режиссеры должны стремиться к тому же самому. Стремиться быть документалистами. И у нас будет преимущество: мы можем поставить и снять именно то, что нам требуется для нашего сюжета. А потом эти куски стыковать. В монтажной ты постоянно думаешь: «Мне бы нужен сейчас кадр, где…» Так вот, у вас есть сколько угодно времени до съемок: вы можете решить, какой кадр вам в будущем понадобится, и впоследствии снять его.

Почти никто у нас в стране не умеет писать сценарий. Почти во всех сценариях содержится материал, который нельзя снять.

«Ник, молодой человек тридцати лет со вкусом к необычному». Это нельзя снять. Как вы это снимете? «Джоди, порывистый хипстер, сидит на скамье уже тридцать часов». Как это сделать? Это нельзя сделать. Иначе как прибегнув к повествованию (визуальному или словесному). Визуально: Джоди смотрит на свои часы. Наплыв. Прошло тридцать часов. Словесно: «Хоть я и хип, но это, точно, пытка – просидеть на скамье целых тридцать часов». Если выяснилось, что факт нельзя донести без повествования, этот факт почти наверняка неважен для сюжета (другими словами, для зрителя): зрителю нужна не информация, а драма. Кому же тогда нужна эта информация? Эта нудная повествовательность портит почти все американские сценарии.

Большинство киносценариев пишется для студийного начальства. Студийные администраторы не умеют читать сценарии. Ни один из них. Чтобы читать сценарий и «видеть» фильм, требуется либо хоть какое-то кинематографическое образование, либо некоторая наивность – и ни того, ни другого у студийной администрации не найдешь.