О русском акционизме

Даже самый безобидный зверь в лесу в состоянии добыть себе пропитание. Только одомашненный скот подыхает, если оставить его без присмотра и опеки. Сдыхает от голода и собственной беспомощности. Он приучен получать корм с хозяйской руки. Туша и индивидуальный загон животной покорности. И еще важный момент — чувствовать себя в разных ситуациях. Когда ты оказываешься совсем без денег, ты оказываешься в шкуре большинства людей, человеком, который выживает. Тогда начинаешь совсем по-другому на все смотреть — на магазин, на охранников, у тебя меняется отношение. Потом прочитал лекцию, у тебя ситуация изменилась, и ты вот так, меняя свое положение, понимаешь эту механику — как люди живут, что они чувствуют, какими интересами они живут.

— Ты говорил, что твои дети занимаются борьбой. А когда?

— То, что они кик-боксингом занимаются?

— Да.

— Я задам вопрос. Ты в последний раз дрался сам?

— Чтобы специально спровоцировал, то давно. Наверное, классе в 10-м, когда-то там.

— А из-за чего?

— Я не помню. Это был какой-то 9-й класс, на самом деле у нас был период, я не помню, из-за чего дрались, ходили, провоцировали одноклассников и каких-то пухлых детей из старших классов. В школах подростки постоянно вынуждены изобретать, чем разнообразить мой день.

— На стрелке?

— Нет, просто в школе, идешь, кого-то провоцируешь и дерешься потом. Были такие вещи.

— Ты победил?

— Тогда — да.

— Когда не победил?

— Когда меня избивали? Сейчас я вспомню. В детстве, лет в 6, меня как-то побили. На самом деле, меня никогда до нокаута не избивали. У меня были психологические проигрыши. Психологические проигрыши — кто первый ушел. Я помню, была ситуация, классе в 4-м, мы во дворе с одним парнем часа полтора дрались. И он меня, конечно, победил, он плакал, но все равно шел. Я его бил, а он все равно продолжал. Он был в крови, но все равно продолжал. Он меня победил, просто я вынужден был каким-то образом от него убегать, потому что он на меня шел, шел. Он победил. Можно, конечно, человека забить, но просто я с этим не встречался ни разу, чтобы меня избили, и я без сознания где-то валялся. Обычно кто-то прекращал.

— А ты готов в какой-то ситуации признать, что слова уже ничего не будут значить, и надо просто человека ударить? Как в песне у Цоя.

— Ситуации, когда надо ударить? Какая ситуация?

— Ты понимаешь, что ты не готов решать словами: «что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки».

— Конечно, если какая-то ситуация, когда слова заканчиваются. Методы не заканчиваются словами. Как-то охранник в магазине в меня вцепился. Россия — страна охранников! Когда мы с ним столкнулись, он решил меня дубинкой побить. Кожу на голове мне рассек. Нос пришлось ему травмировать. Дубинку я у него все равно забрал, решил, что она должна у меня остаться. В качестве трофея. Это 1 мая как раз было — День всех трудящихся.

Разговор второй

— Ты в прошлый раз говорил о фотографиях.

— Да, смотри. Я расскажу. Это документация с «Фиксации». Не так много фотографий, штук 15 наверно. Полицейская машина была совсем неподалеку, но пока они опомнились, кое-что удалось снять. На фотографиях видно, как полицейских становится все больше, уже подъехала машина — это все развивается по ходу документации. Правоохранители совещаются, не знают, что дальше делать. Вот это их тупик. Задача, которую я каждый раз ставлю — поставить власть в тупик. Самим действием. Человек сидит и смотрит на свои прибитые к брусчатке яйца.

Следующее. Они ничего другого не придумали и закрывают тело тряпкой. Но пространство уже изменено, они части этой ситуации. При этом полицейский всегда пытается выполнить свою задачу — блокировать, нейтрализовать, но безвольно он становится действующим лицом. Чтобы обезопасить свой праздник, полиция оцепляет площадь.

— Это тебя так оцепили?

— Нет, тут строители строили что-то, какую-то штуку для катка. А тут они лентой обтянули и поставили охрану. Полномочия заканчиваются, и они задействуют другой инструмент — медицину. Они всегда прибегают к помощи медиков. Это не рука помощи, это такой же рычаг власти. Ну и все, на тот момент они действие ликвидировали, фотографов выгнали, у прохожих нет возможности ничего видеть. Но при этом стали объектами исполнения, помогли построить изображение.