– Ветрова, успокойся и можешь уже отпустить Ланнистера, – сказала я, невольно улыбаясь. Майка Ветрова – это всегда праздник. Кот с подозрительным интересом рассматривал Василису. – Я кормлю ребенка, между прочим. Я – молодая мать.
– Ты – молодая тварь бездушная. Чего мне делать прикажешь? Костик через час приедет, и что?
– Твой Костик может один раз провести вечер и в компании твоего кота, – пожала плечами я. – Для разнообразия.
– С чего ты взяла, что нам не хватает разнообразия? – хмыкнула Майя и игриво повела острыми плечиками. Я фыркнула и демонстративно прикрыла глаза.
– Это ненормально.
– Двери не отпирать – вот что ненормально. А это… Аллергия на котов – это же уважительная причина.
– Конечно, за исключением того, что на самом деле у него аллергии на котов нет. У него просто придурь такая.
– Что наш Сереженька? Не вернулся? – перевела тему Майка. – А ты сама чем занимаешься? Чего это ты двери не открываешь, людей боишься? Тебя что, – и она округлила глаза, – могут убрать, как опасного свидетеля?
Я побелела. Я не хотела этого, но я побелела. Меня вдруг начало тошнить. Я почувствовала острое желание снова забраться в горячую ванну и покусать кулаки. Реакция была такой острой, что мне пришлось быстро сунуть Василису Майке и побежать в уборную. Где, впрочем, меня так и не вырвало. Нервы. Нервы ни к черту. Когда я вышла, Майя смотрела на меня с подозрением и каким-то беспокойством матери, которая боится, что ее ребенок начал курить.
– Ни о чем не спрашивай, – попросила я. Майя ничего не сказала, так и стояла молча, глядя на Ваську, а затем поинтересовалась, почему это ребенок у меня так вертится да изгибается.
– Голодная? Или чего? Приболела?
– Не должна, нет. Температуры нет. И вроде только поела, – я моментально забеспокоилась, забрала ребенка обратно, и тут Васька так очевидно, так яростно потянулась к моей груди, что нам троим – даже включая Майку – стало понятно, что все же она хочет есть.
– Идиотизм какой-то, – сказала я, проходя в комнату, к дивану. – Только что же ела.
– Ага, и посмотри, она тебе сейчас грудь откусит, – Майя ткнула в сторону моей оголенной груди. – Говоришь, только кормила?
– Да.
– И давно она себя так ведет?
– Да с утра, наверное.
– А спала как? – спросила она.
– Плохо спала, плохо. Что это, Майя? Ты знаешь, да? – Я подскочила вместе с Василисой. Волнение заставило меня несколько раз встать и сесть.
– Слушай, молодая мать, да там у тебя, может, и нет ничего? – предположила Майя.
– Ерунда, у меня молока полно, – покачала головой я. И только потом подумала, что у меня молока всегда «было» полно. А что, если…
– Что? Что там в твоей дурацкой блондинистой голове происходит? – спросила Майя, забирая у меня ребенка. Я побежала в ванную комнату и попыталась сцедить молоко.
Ни капли. От пережитого стресса оно исчезло! После вчерашней встречи у подъезда оно пропало. Я споткнулась, выходя из ванной, я не смотрела, куда ступаю. Я смотрела на Майю, а она – на меня.
– Нету?
– Нету, – подтвердила я.
– Может, ты простыла? – предположила она, но я помотала головой. Молча я прошла в комнату, залезла в шкаф, достала джинсы и водолазку. – Эй, эй, ты куда? Ты чего? Стоять, Зорька. У меня Костик скоро приедет. Мне еще нужно допечь лазанью.
– Мне ее нечем кормить, – пробормотала я, впрыгивая в джинсы. – Ты понимаешь, Майка, что я свою дочь уже сутки морю голодом.
– Так пойди с нею! – крикнула Майя. Ланнистер высунулся из-под дивана и мяукнул.
– Я быстро, Майка. Я куплю ей какого-нибудь питания – этих порошков в банках и вернусь. Честно, мне нужно, ты же понимаешь.
– Лизавета! – Майя кричала мне уже в дверях. Ее крик перекрывался воплями Василисы. Вовка, заинтригованный происходящим, тоже высунулся, наплевав на Карлсончика. Так мы и застыли. Они – в холле, втроем, плюс Ланнистер, трущийся о Майины ноги. Я – напротив них в лифте. Наспех одетая, в старой Файкиной черной шапке-бандитке, без перчаток, с пакетом в руках – я была на себя не похожа, но мне было совершенно наплевать. Файка всегда смеялась над тем, насколько по-разному мы с ней выглядим, ни за что не скажешь, что мы – две кровных сестры, к тому же погодки: Файка старше меня всего на полтора года. Что ж, сейчас нас бы не отличили. Лифт закрылся, я прижалась лбом к грязной стене и принялась беззвучно, как в замедленной съемке, давить кулаком стену. Черт его знает, какая это стадия шока. Я била кулаком стену лифта, как будто это было Сережино приятное, вызывающее ложное чувство доверия лицо. Я кривилась так, будто мне в рот попала муха. Я горела, как в перетопленной парной. Я бы запихнула Сережу в печку.