О с Г 2 (СИ)

В отношении последнего пункта Жиля одолевали сомнения. Благородный не выглядел хлипким, скорее наоборот. Рапиру в руке держал привычно. Проткнет — глазом моргнуть не успеешь! Можно, конечно, поговорить с матросами баркасов — теми, кто заглядывает в «Гнилую пристань». Подпоить их, пожаловаться, пообещать денег. Топорами и тесаками матросня орудовать умеет. Как и языками, к сожалению. Об убийстве мгновенно станет известно, после чего Жилю прямая дорога на виселицу. И не важно: один он там станет болтаться или в компании матросов: как ни пляши в петле, а результат один.

Отвергнув этот план, Жиль уцепился за другую странность благородного: тот от кого-то скрывался. Вдруг враг короны? За его голову можно получить награду! Жиль сбегал на Верхнюю площадь, где у мэрии вывешили объявления о розыске. К его разочарованию высокий мужчина с соломенными волосами и голубыми глазами, одетый по-благородному, среди преступников не значился. Разочарованный Жиль вернулся в «Гнилую пристань», где послушно подавал постояльцу еду и выпивку, по утрам выносил за ним ночной горшок, однако думать, как избавиться от гостя, не переставал. Совсем не из-за того, что постоялец был докучливым, скорее наоборот. Жиль не любил все странное и непонятное, а от благородного этим прямо несло.

Когда серые первый раз заглянули к нему в таверну, Жиль чуть не проговорился. Спохватился в последний момент. Ищейки канцлера могли потребовать и кошелек гостя, а вот с ним Жиль расставаться не хотел. Прикипел сердцем. Смолчал. И вот они снова пришли…

«Отберут или нет? — подумал Жиль, пожирая взглядом монеты. — Не отдам! — решил злобно. — Мое!» Подумав, он сыпал в кошелек серебро, завязал его и сунул за пояс. Золотые дукаты вернул в потаенное место. «Вот! — подумал с облегчением. — Если потребуют, отдам кошелек. А золото… Граф вряд ли вспомнит, сколько у него было денег — пятый день пьет, не просыхая».

Это было правдой. Жилю, чтоб забрать ночной горшок, приходилось по утрам долго будить гостя. Благородный, как назло, выбрал комнату с прочной дверью и железным засовом, который к тому же постоянно держал запертым. Можно было, конечно, попробовать влезь в окно, приставив к нему лестницу, но постоялец сразу предупредил: в этом случае проткнет, не спрашивая. Жиль почему-то не сомневался, так и будет.

С улицы послышался топот копыт. Жиль метнулся к окошку. У дверей таверны остановилась раззолоченная карета. Ее сопровождали вооруженные гвардейцы — всадников десять, не меньше. Жиль присмотрелся и разглядел на дверях кареты цветок лилии. Святые угодники! Это к нему?

Подскочивший офицер в раззолоченном камзоле, отворил дверь и протянул руку в белой перчатке. Из кареты выпорхнула молодая и очень красивая женщина в алом бархатном платье и такого же цвета атласном капоре. Жестом подозвав серых, она задала им вопрос, получила ответ и двинулась к двери. Спутники устремились за ней, но она жестом велела им остаться.

— Святые угодники! — пробормотал Жиль, отпрянув.

Гостью он узнал. Несколько месяцев назад он видел ее лицо, показавшееся в окошке проезжавшей кареты, и люди, толпившиеся по краям улицы, говорили, что это старшая дочь короля, вернувшаяся из Ингрии после смерти мужа. Чего ей нужно?

Оказавшись внутри таверны, принцесса сморщилась. Жиль догадался: не нравятся запахи. А что сделаешь? Пирожных с булочками в «Гнилой пристани» не подают. Посетители таверны предпочитают другую пищу. И мясо, случается, завозят несвежее, и пиво киснет… Поймав взгляд гостьи, Жиль низко поклонился.

— Ты хозяин? — спросила принцесса.

— Да, Ваше Императорское Высочество!

— Проводи меня!

Жиль не стал спрашивать, кого она желает видеть — и без того было ясно. Еще раз поклонившись, он пошел к лестнице. Вдвоем они поднялись по скрипучим ступенькам и прошли коридором. У нужной двери Жиль остановился и замолотил в нее кулаком.

— Какого дьявола?! — рявкнули из комнаты.

— Ваше сиятельство! — залебезил Жиль. — Прошу меня покорно простить, но к вам…

Ручка в пахнущей духами перчатке закрыла ему рот.

— Это я, Серж! Открой! Пожалуйста.

Жиль успел удивиться просительному тону в голосе принцессы, как та же ручка в перчатке взяла его за плечо и толкнула обратно. Он торопливо побежал и, уже скатываясь по лестнице, услышал, как загремел железный засов…

***

Оказавшись внутри, Флоранс осмотрелась. В этой убогой комнате из мебели имелась только кровать, покрытая смятым суконным одеялом, стол, сколоченный из почерневших от времени досок и такой же табурет. Флоранс прошла к нему и села. Сергей, подумав, устроился на кровати напротив. Занавесок на единственном окошке комнаты не имелось, но из-за его крохотного размера и туч, затянувших осеннее небо, внутри было сумрачно.

В комнатушке повисло молчание. Флоранс колебалась, не зная, как начать разговор, а он не спешил. Поколебавшись, Флоранс взяла со стола оловянный кубок и поднесла к губам.

— Это виноградный самогон! — предупредил он. — Жуткая дрянь!

— Но ты же пьешь! — возразила она и отхлебнула. В следующий миг, сморщившись, выплюнула жидкость на пол.