О самовоспитании врача

B нашей стране все строится на научных основах. Поэтому й отношения врача к больному должны основываться в первую очередь на данных разума и практического опыта.

Врачебная мудрость Древнего Ирана гласила: «Три орудия есть у врача: слово, растения и нож». Не случайно в этом изречении на первом месте поставлено «слово», т. е. воздействие врача на психику больного, на его мысли, настроение, волю. О громадном значении слова (или его эквивалентов: манеры обращения врача, выражения его лица, интонации голоса и пр.) неоднократно говорили врачи всех времен.

Весьма характерны в этом отношении несколько архаические по форме наставления одного из основоположников отечественной терапии московского профессора М. Я Мудрова (1776—1831): «...долгом почитаю заметить, что есть и. душевные лекарства, которые врачуют тело. Они почерпаются из науки мудрости, чаще из психологии. Сим искусством печального утешишь, сердитого умягчишь, нетерпеливого успокоишь, бешеного остановишь, дерзкого испугаешь, робкого сделаешь смелым, скрытного откровенным, отчаянного благонадежным.

Сим искусством сообщается больным та твердость духа, которая побеждает телесные боли, тоску, метание и которая самые болезни... иногда покоряет воле больного.

Так вся всем—ты достигнешь, может быть, и до той премудрости, что не будешь здравия полагать в одних только аптекарских склянках. Твоя аптека будет вся природа на службе тебе и твоим больным».*

*(М. Я. Мудров. Слово о способе учить и учиться медицине. Избранные произведения. М., изд. АМН, 1949, с. 244.)

В наши дни значение слова и его эквивалентов получило и строго научное обоснование в трудах Ивана Петровича Павлова.

«Слово для человека есть такой же реальный условный раздражитель, как и все остальные»,— указывал в своих лекциях о работе больших полушарий головного мозга И. П. Павлов; оно, «благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека, связано со всеми внешними и внутренними раздражениями, приходящими в большие полушария, все их сигнализирует, все их заменяет». И нужно добавить: может заменять двояким образом действуя положительно или отрицательно. Об этом врач никогда не должен забывать.

О положительном воздействии врачебного слова весьма выразительно говорил сам И. П. Павлов, вспоминая знаменитого терапевта Сергея Петровича Боткина, в клинике которого он на протяжении ряда лет (1879—1890) руководил лабораторией. «Его [Боткина] обаяние среди больных поистине носило волшебный характер: лечило одно его слово, одно посещение больного...» О прекрасных примерах подобного рода вы услышите и прочитаете в своей жизни еще много раз. Да и во время работы в клиниках мединститута неоднократно увидите, как светлеют лица и загораются надеждой глаза тяжелых, отчаявшихся в успехе лечения больных после посещения и участливых, обнадеживающих слов авторитетного в их глазах консультанта.

Болезнь, тем более тяжелая, делает человека, даже самого сильного и рассудительного, слабым и нерешительным, по-детски беспомощным. В его глазах врач является носителем силы, бодрости, уверенности в благополучном исходе заболевания. Весьма примечательно, что такому своеобразному гипнозу поддаются и больные-врачи, иногда даже такого масштаба, как Николай Иванович Пирогов.

Как известно, у знаменитого хирурга незадолго до торжественного празднования пятидесятилетия его научной деятельности на слизистой оболочке альвеолярного отростка верхней челюсти справа появилась незаживающая язвочка. Первоначально сам Пирогов не придавал особого значения своему заболеванию, хотя несколько раз и замечал: «Не раковая ли это штука?» Поскольку язва упорно не заживала, решено было воспользоваться поездкой в Москву на юбилейные торжества (23—24 мая 1881 г.) для консультации. После юбилейных торжеств состоялся консилиум. Общее заключение гласило: злокачественное новообразование верхней челюсти, безотлагательно требуется оперативное вмешательство.

Такое решение консилиума произвело чрезвычайно тягостное впечатление на Н. И. Пирогова. Резко изменилось его настроение — он стал задумчивым, мрачным. По настоянию жены и сына для операции решено было поехать в Вену, в клинику одного из ведущих хирургов того времени профессора Т. Бильрота. Бильрот самым тщательным образом осмотрел своего гениального пациента и категорически заявил ему, что о злокачественном характере язвы не может быть и речи и никакое оперативное вмешательство не показано.

Как свидетельствует сопровождавший Н. И. Пирогова в поездке к Бильроту доктор С. Шкляревский, такое решительно выраженное мнение знаменитого специалиста возымело необычное действие. «Расположение духа Н. И. в Вене резко и быстро изменилось: из убитого и дряхлого старика, каким он был во время дороги от Москвы до Вены, он опять сделался бодрым и свежим... Н. И. и сопровождавшие его были полны счастья».