О сапожнике Матоуше и его друзьях

— Они лежат на столе… Вот!.. А если ты недоволен, иди вешайся, как тот, о котором Гонза Патек поет в костеле в страстную пятницу.

— Если еще раз скажешь это, живым отсюда не выпущу… Давай деньги…

— Нет у меня больше.

— Черт возьми! — разозлился Буриан и протянул руку к нагрудному карману Наймана, зная, что там лежит кошелек с деньгами. Буриан хотел силой вытащить кошелек, но Найман оттолкнул его и ударил по лицу. Оба вскочили из-за стола и сначала сцепились, стараясь побороть один другого, а когда ни одному не удалось свалить противника на пол, пустили в ход кулаки и дрались до тех пор, пока не разбили друг другу косы в кровь. Сначала они кричали и ругались, а когда вошли в раж, слышно было только их тяжелое дыхание. Буриан пошатнулся и упал; он валялся на полу весь в крови. Найман ударил лежачего ногой, собрал со стола деньги и, уходя, злорадно засмеялся над побежденным: «Иди вешайся!»

— Что это вы так скоро уходите, не посидели? — спросила хозяйка Наймана, когда тот проходил мимо хлева.

— Не сговорились мы… Идите к мужу… Он без памяти лежит в горнице.

Жена побежала. Муж уже сидел на лавке, ощупывая лицо руками.

— Что с тобой?

— Чуть не убил меня этот негодяй.

Жена побежала за водой, обмыла ему лицо.

— Ради Христа, Прокоп, ведь у тебя нос перебит, — испугалась жена, промывая рану, и заплакала.

— Побегу скорей за фельдшером в город.

— Пошли работницу, — простонал муж.

— Ты ведь знаешь, что она в поле. Я сама добегу, а ты пока прикладывай холодный компресс.

— Ну иди, да ни слова о том, что было. Скажи, что я случайно упал.

— Буду молчать, буду… Буду молчать до смерти, даже детям не скажу.

Она побежала во весь дух и забыла уже, что раненый — Иуда.

Лес укрыл беглецов.

— Что случилось? — спросили Пехар и Матоуш, когда все трое были в безопасности.

— Все провалилось, — начал рассказывать Верунач. — У этих двух собак, губернатора Месцеры и начальника армии Кевенхюллера, в руках список всех чешских заговорщиков.

— Все это так неожиданно, — сказал Войта, — как гром с ясного неба. Когда я уходил из Праги, мы ничего не подозревали; в одну ночь все провалилось… Теперь остается одно: скрыться где-нибудь или бежать.

— Я проберусь в Силезию, там у меня много знакомых еще с того времени, когда я возил в те края пряжу, овес, жито и пшеницу. А куда вы, Пехар?

— Я вернусь в Прагу, к своему столяру. Там меня искать не будут. Они подумают, что, раз мое имя в списке, я, конечно, убежал из города… А вы не боитесь немцев-пограничников, которые могут схватить вас и выдать властям?

— Контрабандисты переправят меня тайно через границу. Среди тамошних людей есть наши.

Они спешили, стараясь как можно скорее оставить за собой Лоуков, откуда им грозила опасность. Но даже в этой спешке перед глазами Войты мелькала Тонча, и он ощущал струившийся от нее запах роз. Войта достал трубку, набил ее табаком и окутал дымом Тончу вместе с розами. В дыму потонул и страх за свою жизнь.

— Вы правы, закурим, — отозвался Верунач и тоже закурил. Вместе с дымом улетали и мрачные мысли.

Был полдень, когда они вышли на гору, с которой был виден Вранов. Все трое остановились и посмотрели в лощину.

— Пойдемте к нам обедать, — позвал Пехар Верунача. — До границы еще далеко, а голод — плохой спутник.

— Хорошо.

Они начали спускаться вниз, но едва прошли двести шагов, как Матоуш, у которого глаза были зорки, как у филина, крикнул:

— Два жандарма!

— Где, где?

— Вон взбираются на гору, как будто к вам идут. Войта… не видишь?

— Ей-богу… Видно, они напали на наш след, — испугался Верунач, увидев, как в весенних лучах солнца блестят ружья и каски жандармов.

«Идут либо за мной, либо за ним», — вертелось на языке у Матоуша, но он подавил в себе страх и вслух сказал:

— Ни шагу дальше!

Все трое быстро вернулись и, спрятавшись в молодом сосняке, стали советоваться, куда бежать Войте с Веруначем.

— Отсюда до Пршиховец часа два пути, а там меня Пашернац ночью переправит через границу… Пойдемте со мной, Пехар!

— Нет, я в Германию не пойду. Там не лучше. Вернусь к своему столяру.

— У вас есть деньги?

Пехар только пожал плечами. У него не было, ни гроша.

— Я пойду в деревню и принесу, — предложил друг. — У меня дома есть кое-что, тебе хватит до Праги.

— Нет, — возразил отец Тончи, — там жандармы, у них острый нюх: они, как собаки, чуют издали… Но без денег нельзя идти… Знаете что? Вернитесь тропинками, переночуйте у нас в Лоукове, и жена вам даст, сколько нужно… После моего побега там ночью будет безопасно, а завтра вы перед восходом солнца уйдете.

Пехару показалось, что Тонча услышала эти слова и тепло улыбнулась, ее улыбка снова вызвала в нем беспокойство. Он почувствовал, как взволновалась разделяющая их даль, и волны принесли ему печальный привет.

Пехар поблагодарил.

— Как только будут деньги, я верну.

— Хорошо, — ответил отец, ища в карманах карандаш и кусок бумаги, чтобы написать жене записочку насчет денег. Но он ничего не нашел. — У вас нет? — спросил он своих спутников.

— Нет.

— Тоничка мне поверит, если я ей на словах передам вашу просьбу, — прошептал Войта и покраснел.