О себе и о других

Завороженные лекциями и очевидной неповторимостью Артемия Владимировича Арциховского, мы по окончании первого курса не представляли себе иного выбора, как отправиться в свою первую археологическую экспедицию именно в Новгород. Мы – это избравшие своей профессией археологию Валя Седов, Валя Берестов, я – Валя Янин, Алла Бойман и наши друзья-однокурсники Витя Смирин, Олеся Баташева, Саша Червяков, Эллочка Викторова. Среди старших ближе всех к нам были лаборантка кафедры археологии Гайда Андреевна Авдусина и аспирант Николай Яковлевич Мерперт.

* * *

Всю работу по организации экспедиции Артемий Владимирович поручил Колчину, который ретиво взялся за дело, разослав нас, студентов, по разработанным им маршрутам. Выглядело это так:

– Э-э-э! Валя! Вы знаете, что такое социализм?

– Нет, Борис Александрович. Мы этого еще не проходили.

– Так я объясню вам: социализм – это учет. Поэтому поезжайте на Большую Калужскую в Институт гельминтологии. Там вы получите десятиместную палатку.

Вместе с Мерпертом мы были командированы на Пятницкую улицу в Академснаб получать для экспедиции энное количество аргентинских консервов «Carnecosida» и «Peitebovina». (Замечу в скобках, что в экспедиции эти консервы, поступавшие на стол в микроскопических дозах, пользовались огромным успехом, несмотря на почти всеобщую уверенность, что «козида» – это консервированное обезьянье мясо.) Томительные часы ожидания у дверей Академснаба скрашивались интеллектуальными беседами с Николаем Яковлевичем, совсем не ко времени пропагандировавшим философские концепции Бердяева.

* * *

Дорога в Новгород была много продолжительнее, чем сегодня. До конечной цели добирались на экспедиционных машинах почти двое суток, с ночевкой где-то в районе Валдая. Машины были газогенераторными, работали на чурках, горевших в топках, которые были приделаны к борту кузова. Чурки добывались из изуродованного войной торцового покрытия Ленинградского шоссе. И главным шоферским инструментом был не бензозаправочный шланг, а тесак, которым мы рубили звонкие торцы на чурки. Дорога будила поэтический зуд, становясь героем наспех сооруженных виршей: «Из-под колес измятой лентой шоссе бежит куда-то вспять, горстями можно в складках тента пыль золотую собирать…»

* * *

И вот перед нами Новгород. Растерянный, даже обескураженный, ищущий взгляд Арциховского. Ищет этот взгляд привычные довоенному глазу архитектурные шедевры новгородских окрестностей – Волотово, Ковалево, Нередицу, Кириллов. Их нет! Лишь далеко справа громоздится пробитая навылет хутынская колокольня. Нет и города. Нас встречает груда развалин, закопченных кирпичных коробок, окруженных кольцом изуродованного вала. Над валом поднимаются дымки «буржуек»: совсем еще малочисленные жители Новгорода, вернувшись на свое пепелище, освоили для жизни землянки и боевые ходы бывшего немецкого рубежа обороны. От ободранных стен Детинца видны нескончаемые заросшие бузиной и лопухами пустыри, а за ними (как трудно в это поверить сегодня!) – те же дымки над гребнем вала Окольного города.

* * *

Поселяемся мы все в Златоустовской башне Детинца, на третьем этаже, в помещении, еще не утратившем запах немецкой солдатской казармы. В первую ночь дикий крик поднял всех на ноги перед зрелищем стоящего в длинной ночной рубашке и орущего с закрытыми глазами Колчина. Ему, как он объяснил, приснился сон, что кто-то ударил его в глаз молотком. Эта сцена была запечатлена Мерпертом в песне: «Когда пришли мы на покой, нам приключился сон плохой: товарищ Колчин со взглядом волчьим визжал, укушенный блохой».

На следующую ночь комната осталась за студентами. Девочек поселили на другом этаже, а начальство перебралось в Лихудов корпус.

* * *

Некоторые восстановительные работы в Новгороде уже произведены. Собран заново из демонтированных немцами деталей памятник «Тысячелетие России». Покрыт купол Софийского собора. У Магдебургских врат сидит сторожиха с перевязанной шпагатом берданкой.

– Бабушка! Что сторожишь?

– Да вот золото привезли купол золотить. Его и стерегу.

– А ружье-то стреляет?

– Да что вы, родимые! Если бы стреляло, я бы со страха померла!

Среди прочих развалин возвышаются руины древних храмов с ободранными главами. Наверное, нет ни одного купола в городе и ближайших окрестностях, на котором мы не побывали!

Над Волховом против Пречистенских ворот свисают взорванные конструкции моста, которые только предстоит убрать. А на Ярославовом дворище еще не разобраны остатки торговых рядов и здания городской думы…

Зато полностью восстановлены три важнейших здания: обком партии (ныне городская больница на Яковлевой улице), областное управление КГБ (бывший дом Кузнецовых на Никольской улице около Ярославова дворища) и тюрьма. На наш наивный вопрос «Почему тюрьма выкрашена в розовый цвет?» секретарь обкома тов. Бумагин гостеприимно развел руки и сказал: «Добро пожаловать!»

* * *