Влияние учения Руссо на революционную мысль и действия будет обсуждаться позже. Обратимся теперь к более позднему стороннику примитивности, Толстому. Граф Лев Толстой происходил из прекрасного, но эксцентричного рода. Его зрелая философия жизни, в частности, его нелюбовь к цивилизации и любовь к примитивности, явно приходятся на его наследственность. Толстые были отмечены в течение времени определённой дикостью темперамента, а один член семьи, Федор Иванович Толстой, был знаменитым «Американцем», «Алеутом» Грибоедова, бывшим так одержимым учением Руссо, что пытался поставить руссоизм на практику, сам сделал татуировку как дикарь и старался жить абсолютно в «естественном состоянии». Жизнь Льва Толстого характеризовалась насильственными крайностями от бешеного расточения до аскетической бережливости и от полного скептицизма до безграничной религиозной преданности. Мы можем различить растущую неприязнь к цивилизованной жизни как болезненное и неестественное осложнение, волю к упрощению, метафизическое стремление назад к состоянию первобытного человека. Он отвергает культуру и утверждает всё простое, естественное, стихийное, дикое. В своих работах Толстой осудил культуру как врага счастья, и одна из его работ, «Казаки», была написана специально для доказательства превосходства «жизни зверей полевых». Как и его предок с татуировками, «Алеут», Лев Толстой рано попал под обаяние Руссо, а затем был под сильным влиянием Шопенгауэра, философа пессимизма. В своей «Исповеди» Толстой восклицает: «Сколько раз я завидовал неграмотному крестьянину, его отсутствию обучения… Я говорю, ваши дела быть двумя или тремя, а не сотней или тысячами. Вместо миллиона считайте полдюжины и храните учетные записи на вашем ногте большого пальца… Упрощение, упрощение, упрощение вместо трехразового питания, если необходимо поесть, но одно, а не сто блюд или пять блюд, и уменьшать другие вещи пропорционально».
Знаменитый русский писатель и критик Дмитрий Мережковский анализирует инстинктивное отвращение Толстого к цивилизации и любовь к примитивизму: «Если камень лежит поверх другого в пустыне, то это отлично. Если камень был помещён на другой камень рукой человеческой, то это не так хорошо. Но если камни были размещены друг на друге и зафиксированы там раствором или железом, то это есть зло, что означает строительство, будь то замок, казармы, тюрьма, таможня, больница, бойня, церковь, общественные здания или школа. Всё, что строится — плохо или, по крайней мере, подозреваемо в плохом. Первый дикий импульс, который Толстой чувствовал, когда он видел здание или любое сложное целое, созданное руками человека, вызывал мысль о том, чтобы упростить его до уровня, чтобы раздавить, уничтожить, чтобы ни один камень не мог быть установлен на другой, а место могло бы вновь стать диким и простым, очищенным от работы рук человека. Природа для него — чистая и простая; цивилизация и культура представляют сложность и примеси. Возврат к природе означает изгнание нечистоты, чтобы простотой стало то, что является сложным, надо уничтожить культуру».
История России показывает, что настоящий большевистский переворот появляется в основном в качестве инстинктивной реакции против попытки цивилизовать Россию, начатой Петром Великим и продолженной его преемниками. Русский дух постоянно протестовал против этого процесса «вестернизации». Протесты возникли во всех классах русского общества. Крестьянские секты «старообрядцев», осуждающие Петра как антихриста, или скопцы, калечащие себя в бешеном фанатизме; дикие крестьянские восстания Пугачёва и Стеньки Разина. Не случайно русские были во всех крайних формах революционного брожения: не случайно «нигилизм» был отчётливо русским развитием; Бакунин — гений анархизма, а Ленин — мозги международного большевизма.