О сеньоре Красная Борода, рыцаре, влекомом сокровищем, но не обретшем оное

Барбаросса возвращается в покинутую, остывшую к нему Германию. Он никогда больше не возглавит итальянский поход, он предоставит эту сомнительную честь своему сыну. Свое же провальное прошлое он, как страницу, вырвет из памяти современников и из истории потомков. С невиданным пафосом он отмечает годовщину величайшего императора — Карла. Рядом с ним, а не с Нибелунгами хочет он увековечить свое имя. Еще один большой праздник — посвящение в рыцари своих сыновей. Он хочет остаться в хрониках произносящим рыцарскую клятву, а не жалкое примиренческое лепетание. Много сил он отдает борьбе с Вельфом Генрихом Львом. И вовсе не для того, чтобы поддерживать в боевой форме рыцарский дух. Барбаросса понимает: там, где в романе истории стоит героическая песнь о Генрихе, могла быть глава о Фридрихе. Генрих Лев — это несостоявшийся он сам. Это Генрих укреплял владычество на севере Германии, строил там города, отодвигал северную границу. Это Генрих Лев создал один из самых изысканных и дерзких куртуазных дворов в Германии. А когда Барбаросса увяз в Италии, он отправился на помощь в Иерусалим, вел себя как доблестный рыцарь и был встречен в Иерусалимском королевстве не только как спаситель, но — что ужасно! — как истинный король. Вдобавок в силу исторических обстоятельств именно фамилия давнишнего соперника Барбароссы стала именем и знаменем итальянской оппозиции, так унизившей императора. Барбаросса успокаивается, лишь изгнав строптивого Льва из Германии. Никто теперь не стоит на пути к рыцарской славе.

В 1188 году семидесятилетний император принимает крест. В глазах его опять появляется металлический блеск, как во времена, когда он знал магические заклинания власти. Барбаросса возглавит Крестовый поход европейцев. Он останется в веках не только как идейный восприемник Карла Великого — объединителя империи, но и как защитник Гроба Господня. Немец — спаситель всего человечества, как и предсказано в «Ludus de Antichristo». Завершить свой путь исполнением святого рыцарского долга — что может быть величественнее?

Однажды Фридрих Барбаросса уже участвовал в Крестовом походе, под знаменами дядюшки Конрада III. Это было в 1148 году, и не было в истории крестоносного движения более позорного вояжа в Святую землю. В полководческой сумятице войска германцев и франков неоднократно нападали друг на друга, были с позором изгнаны из Византии, где вели себя, как варвары, и попали в западню к туркам-сельджукам. Живыми вышли немногие — в основном, руководители похода, которые заблаговременно бежали. Если бы Фридрих тогда был более чуток, он узнал бы предостережение от позора, ничтожества и предательства. Но он уже оказался под магической властью кольца и его тащили вперед другие резоны.

Проклятое кольцо власти нашло последний приют на дне реки. «Рейн сохранит золото, разделившее воинов, — говорит перед гибелью Гунтер, — быстрая река сохранит сокровище Нибелунгов». И ладно. Не демоническая древняя страсть, но светлый рыцарский идеал прославит крестоносца Барбароссу…

Для похода в Святую землю император избирает сухопутный маршрут. Кто знает, может, для того, чтобы быть подальше от искушения. Или?.. 10 июня 1190 года в Малой Армении Барбаросса решает сократить путь и перейти вброд небольшую речонку Селиф. В шаге от берега император не удерживается в седле и падает в воду, вода моментально укрывает доставшееся ей сокровище. Кольцо Андвари, присвоенное Нибелунгами, утягивает императора Фридриха Барбароссу на дно, чтобы навсегда слиться с ним…

ЭПИЛОГ

Как только со дна мира всплывал клад Нибелунгов, руки желающих комфортно жить в мире повседневных реалий тянулись к кольцу власти. То, что человечество сочло себя полностью «осчастливленным» колечком, не меняет истинного положения вещей: воплощенное в сокровище истинное счастье не является полным без других составляющих. Доподлинно известно, что альвы стерегли также мед поэзии. Мед поэзии — источник мудрости и совершенства, дарующий светлое счастье одухотворенности и восторг вдохновения, проявляющий истинные изначальные сущности. Сияющая медвяная роса покрывает по утрам ствол древа мира. Неужели наш мир обнесен заветной чашей? Рудольф Майер в своем исследовании о сущности священного сокровища справедливо замечает, что сокровище в мир людей (мир большей частью материальный) должно быть явлено материально. Как только человечество готово узреть сокровище — оно уже здесь. Если в мире злодействует кольцо, то в мире разливается и волшебный нектар. Мед поэзии истек в Германию практически одновременно с появлением у Барбароссы заветного кольца. В романе, как и «Нибелунги», странном, не характерном для куртуазии— но по противоположной причине — в «Парцифале» фон Эшенбаха. Только кольцо заявляло о себе во всеуслышанье на понятном языке инстинктов, а мед поэзии благоухал слишком тонко: даже в узком придворном кругу ценителей роман был недопонят и вызвал недоумение.