О сильных мира того

— Прошу у вас, господа, позволения рассказать о том, что случилось со мною в вашем милом городке.

— Просим, просим, — послышался довольный и неизменно ко мне благосклонный голос надзирателя.

— Иду я берегом пруда. Смотрю: собралась большая куча народу. Спрашиваю: «что делаете ребята?» «Да вот стряслось у нас несчастие: бьемся у воды три часа и никак не можем вытащить». «Кого, чего?» — спрашиваю. «Надзиратель утонул». Эх! ребята, Помочь вам. Верный дам совет. Покажите ему трехрублевку он и сам из воды вылезет».

Что произошло после этого в театре — не знаю…

На ходу сдергиваю свой балахон кладу его моментально в саквояж и айда через окно на пожарный двор, оттуда на улицу и не пешком, а на ломовом доезжаю с триумфом до первого полустанка, где ожидаю отходящего поезда.

Удирая на ломовом, я пытался взглянуть в свою душу.

Пошел ли я против совести, или поступил как надлежало поступить. Должен ли я был бросить надзирателю в лицо обвинение или не имел на это морального права. Ведь, мне лично надзиратель, в конце концов, оказал большую услугу: благодаря его содействию я получил полный сбор. Но видя со сцены в течение целого вечера лицо Гоголевского Держиморды, блестящие пуговицы нового вицмундира, вспомнив и мужиков, несущих ему дань, и баб, платящих ему контрибуцию молоком и яйцами и, торговцев, поднесших ему, вероятно, ко дню именин этот новенький вицмундир, и хозяина постоялого двора, где два дня производились поток и разграбление; вспомнив общий уклад придавленной провинциальной действительности, — я не мог вытерпеть, чтобы не крикнуть правду в глаза. И с моих уст сорвался мой рассказ.

С этого дня я и начинаю летоисчисление своей политической сатиры.

Старая Москва

I. Старая Москва и наш дом, и кто в нем бывал

Дом Захарова, моего крестного отца, у которого я воспитывался после смерти родителей, находился в Чернышевском переулке и был стильным барским особняком того времени.

Теперь вряд ли где встретишь такой желтый Штофный зал или малиновую атласную гостиную с густою бахрамой на мебели и тяжелыми кистями, какая была у Захаровых. Впоследствии этот материал послужил мне для первого выходного циркового костюма.

Николай Захарович Захаров, мой воспитатель, богатый человек, имевший хорошую практику как присяжный стряпчий (адвокат), был вылощенный корректный человек, проводивший вечера в Английском клубе, где собирался «цвет» московского высшего общества.

У Захаровых я в первый раз увидел московских всесильных правителей того времени.

Передо мной встает в памяти облик старой Москвы шестидесятых годов.

Представление о старой Москве в моем воображении складывается из мозаики отдельных. картинок, сцен, типов, даже запахов.

Я не могу представить себе Вдовьего Дома, где часто бывал у своей бабушки «бабонички», без ощущения желтого дрожащего, как желе, нарезанного толстыми, ломтями, горохового киселя, густо облитого постным маслом; красные и голубые с бахромами и тяжелыми кистями гостиные барских особняков напоминают мне аромат мяты, которой, раньше накуривали на раскаленных кирпичах. А закоулки и лавки «Зарядья» немыслимы в моем представлении без совершенно особенного букета жареных кишек с кашей на каком-то тухлом сале..

Где теперь старые темные московские тупики и «колена», перегороженные на каждом шагу выступами домов, неуклюжие толстые фонари, окрашенные в «дикую» краску, жалко мигающие своими тремя фитилями, опущенными в конопляное масло, которые зажигали пожарные в серых мундирах и колпаках?

Где полосатые будки будочников, замененных потом городовыми? Помню, как сейчас, их неподвижные фигури с аллебардами, а на аллебардах выгравированными надписями: «Сущевская», «Мясницкая» часть и др… На них серые однобортные мундиры с фалдами, а на мундирах девять пуговиц.

Водопроводов не было и в помине, и обыватели ходили с ведрами на площади к фонтанам. Извозчики выезжали на ужасных высоких дрожках и за 20 копеек с величайшей готовностью везли через весь город, рискуя вывалить седока на первой выбоине.

У Ильинских ворот бабы торговали, горячим сбитнем, который они наливали в граненые стаканчики.

Все это необходимо представить себе, чтобы встали ярко образы людей, игравших в Москве первую роль и теперь давно ушедших из жизни…

Многие из них играли роль во время моего пребывания у Захаровых и нередко бывали у крестного Николая Захаровича.

Бывала здесь, что, называется «Вся Москва»: Носовы, Гучковы, Бавастра, Огарев…

II. Старый уклад присутственных мест

С Воскресенскою площадью у меня связана масса воспоминаний. Здесь в старые годы (до 1892 г.) красовался старый дворец в три этажа и два крыла. Потом на его месте выстроили Городскую думу.

На Воскресенской площади помещались в то время и вообще присутственные места: 1-й и 2-й департаменты Гражданского суда, словесный суд, подворный суд (впоследствии окружной) тюремная яма, куда сажали за долги, домовая церковь.