О сколько счастья, сколько муки… (Погадай на дальнюю дорогу, Сердце дикарки)

– Да пошли вы к чертям!.. – орал Илья, вырываясь, но из темноты выглянула оскаленная физиономия Митро, потрясающего обгорелым поленом:

– Как дам вот сейчас! Сиди не дергайся! Ему же хуже сделаешь! Сядь, морэ, сядь, дорогой, даст бог, все получится...

– Настька где? – хрипло спросил Илья, садясь на землю. – Настьку не пускайте...

– Она еще дома, ведра раздает. Не пустим, уже Стешка побежала... Не беспокойся. Молись лучше.

Илья машинально перекрестился, но руки дрожали, горло стиснула судорога, а в голове билось одно: что теперь сказать Настьке. Ведь не выберется... Не выберется, паршивец, не сгорит, так задохнется... И чего только его понесло туда, невеста ему эта Анютка, что ли?!

Народ волной прихлынул к дому – стояли почти вплотную, не боясь, что ударит горящим бревном, сыпанет искрами. Мадам Даная колотилась в истерике на земле, рядом сгрудились девицы. Цыгане стояли с полными ведрами наготове, но с каждой минутой становилось все очевиднее, что помощь не понадобится. На Илью уже смотрели с сочувствием. Рука Митро, сжавшая его плечо, казалось, окаменела. Кузьма в стороне тихо сговаривался о чем-то с Яковом Васильевым. Яшка стоял ближе всех к дому; весь подавшись вперед, смотрел воспаленными от жара глазами на пылающие окна. И стиснул зубы, застонав, когда в доме что-то тяжело рухнуло и из крыши вылетел сноп искр.

– Ну, все, крещеные, – вздохнув, проговорил кто-то в толпе.

Илья вздрогнул, вырвался из держащих его рук... но в это время диким голосом завопил Яшка:

– Вон они!

Илья вскинул голову. И увидел в окне второго этажа фигуру сына. Гришка качался, как пьяный, стоя на подоконнике. На плече у него висел какой-то белый сверток. На голове, вцепившись когтями в Гришкины волосы, истошно мяукала перепуганная кошка.

– Прыгай! Прыгай, парень! – кричал весь двор.

Илья подбежал почти вплотную к дому и увидел, что глаза Гришки плотно зажмурены. «Дэвла, ослеп, что ли?» – мелькнуло в голове. Лестница еще стояла прислоненной к стене. Илья занес было ногу на нее, но подлетевший Митро оттолкнул его так, что он упал вместе с лестницей:

– Сдурел?! Стена сейчас завалится!

Илья поднялся на колени, не сводя глаз с фигуры сына в окне. От бессилия сводило скулы. Набрав побольше воздуха, он гаркнул так, что заболело в груди:

– Прыгай, сукин сын! Отдеру как сидорову козу!

Гришка вздрогнул, открыл глаза. Испуганно посмотрел вниз, на отца, обернулся – и прыгнул. Илья кинулся к сыну и едва успел заметить, как прямо на него падает рассыпающаяся золотыми искрами стена дома. Но сверху шлепнулось что-то мокрое, вонючее, липкое, стало трудно дышать, кто-то поволок его по земле, твердый корень порвал рубаху, ободрал спину... – и темнота.

Илья очнулся от вылитого на голову ведра воды. Тут же сел торчком, огляделся:

– Гришка где?!

– Да что ему будет, герою твоему... – проворчал кто-то рядом, и Илья узнал голос Якова Васильева. – Вон, девки его облизывают.

– Живой? – не поверил своим ушам Илья. Вскочив, он в секунды разметал плачущий, смеющийся, кудахтающий клубок проституток, пробился к сидящему на земле сыну и крепко схватил его за плечи:

– Сынок! Гришенька! Как ты, господи? Не обжегся? Убью, паршивец, семь шкур спущу! Да как... как тебе только... О матери-то подумал?!

Гришка растерянно улыбался, щурил глаза. Илья размахнулся, чтобы дать ему подзатыльник, но руки отчаянно дрожали, и он сумел только торопливо, неловко ощупать сына с ног до головы. Кажется, все у того было на месте.

– Да я целый, дадо... – хрипло сказал Гришка, глядя на него. – Не надо. Люди... Цыгане смотрят.

– Поучи отца еще! Это от дыма... – Илья вытер рукавом глаза и поспешил отвернуться. Увидел рядом, у куста, лежащую Анютку. Ей уже подсунули под голову подушку, вымыли лицо, обвязали мокрым платком опаленные волосы, а она все моргала короткими ресницами и спрашивала у ревущих девиц:

– А что случилось, мадамочки?

– Вот сон у девки! – подивился Кузьма, присаживаясь рядом с Ильей на корточки. – Не поверишь, морэ, – битый час добудиться не могли! Ничего не видела – ни пожара, ни дыма, ни Гришки! Даже когда стена упала, не проснулась! Яков Васильич на нее полведра воды вылил, только тогда глазами захлопала. А тебя куда прямо под стену понесло, Илюха?! Хорошо, что я на тебя шубу мокрую бросить успел да отволочь подале, а то бы выкапывали сейчас из-под угольев…

Растрепанная, зареванная мадам Даная одним рывком подняла Анютку на ноги и повергла на землю перед Гришкой:

– В ноги! В ноги кланяйся, дуреха! Сколь народу из-за тебя чуть не загинуло!

– Да не загинуло же, Даная Тихоновна... – смутился Гришка и наклонился, чтобы помочь всхлипывающей Анютке встать. В это время с Большой Грузинской донесся сперва слабый, а потом уже отчетливый звон и грохот.

– Ну, наконец-то, царствие небесное, – устало проговорил Кузьма, поднимаясь, – из Тверской части летят. Еще бы завтра схватились, ироды.