— Мой брат с детства был бесстрашным. Когда над нашим городом, над Ливнами, пролетел самолёт, он увидел и решил летать. Сделал себе крылья да и прыгнул с бани в овраг… Ну и, конечно, носом в землю… Мама подбегает в панике: «Ты что, разбойник, выдумал? Ты кто такой, чтобы летать?» А Саша утирает кровь из носа и говорит: «Я ангел!»
— Поэтому в него и пули не попадают! — подхватил Скориков.
Вокруг рассмеялись.
Но вот кто-то взглянул на часы, и веселье в палатке кончилось, все устремились на аэродром.
Множество раз провожали мотористы в боевые вылеты своих лётчиков и каждый раз приходили в волнение, когда стрелки часов приближались к той роковой минуте, на которой кончался у вылетевших запас бензина.
Все глаза устремлены в небо, большинство — на запад. Но обязательно кто-нибудь просматривает и юг, и восток, и север: должны же они откуда-то появиться.
— Летят! Летят!
Все головы повернулись туда, куда указывала рука Скорикова. Там, в облаках, показалась чуть заметная точка, она превратилась в чёрточку, затем в птичку и, наконец, в самолёт. Стоило показаться одному, как за ним появлялись другие. Начался громкий счёт. Всегда кажется, что одного недостаёт. Успокаиваются только тогда, когда кто-нибудь уверенно крикнет:
— Все!
Тогда отлегает от сердца. Мотористы бросаются к заправщикам, оружейники — к складам боеприпасов: у каждого находится дело.
Но на этот раз магического слова «все» никто не произнёс. Одного самолёта не было.
Валя вышла из палатки и привычно оглядела аэродром. Бойцы стартовой команды затаскивали самолёты под деревья, лётчики стояли, окружив командира эскадрильи Муразанова. На аэродроме было пустынно. Но посреди пустого озера, исчерченного лыжами, одиноко стоял Суханов.
Валя поглядела на него, затем на Веру Ивановну.
— Что случилось?
Суханов стоял в неестественной позе, неподвижно глядя в одну сторону.
Все мотористы, оружейники, лётчики старались не замечать его. Валя побоялась посмотреть на то место в лесу, где в уютном гнезде из ёлок обычно стоял самолет её брата.
— Лётчики идут в палатку, — прошептала побелевшими губами Вера Ивановна. — У тебя всё готово?
Когда лётчики вошли, Валя встретила их знакомым:
— Кому кофе, кому какао!
Она пытливо смотрела в глаза, но лётчики избегали её взгляда. Они брали стаканы и молча прихлёбывали горячий напиток, согревая руки.
Никто не произносил ни слова. Первый раз вернулась эскадрилья, потеряв товарища. Из каких боёв невредимыми выходили, а здесь…
И что случилось с Горюновым? Штурмовка была небольшая. Враги почти не стреляли. Но, когда самолёты развернулись и пошли обратно, машина Горюнова скользнула вниз и исчезла в лесном массиве на территории противника.
Это случилось так неожиданно, что истребители не успели даже заметить место гибели товарища.
Один за другим лётчики, согнувшись, вышли из палатки.
На озере неподвижно стоял Суханов.
Муразанов зашёл в командный блиндаж и долго слушал, как связисты пытались по многочисленным проводам узнать что-нибудь о Горюнове.
— «Африка», «Африка», — спрашивал один, — у вас упавший самолёт не замечен?
— «Австралия», слышишь, «Австралия», у нас не вернулся один лётчик…
Из «Европы» сообщили, что на их участке упал бомбардировщик, но чужой. В «Азии» оказалась испорченной связь, решили запросить позднее.
Казалось, все материки встревожены судьбой пропавшего. В военной сводке в этот день сообщалось: «Один наш самолёт не вернулся на свой аэродром».
Короткий зимний день быстро стушевался. Под елками затихли моторы самолётов. Лётчики ушли с аэродрома. Разводящий расставил секреты, и сумерки перешли в ночь.
А Суханов всё стоял и смотрел на бледную полоску зари.
Наконец охрана велела ему уйти. Моторист машинально побрел прочь. Ноги привели его в гнездо, где обычно ночью стоял его самолёт. Здесь всё напоминало о пропавшем. Прислонённые к живым деревьям, стояли срубленные ёлки, которыми Суханов маскировал самолёт, в стороне лежал стёганый капот для зачехления мотора и колодки из-под колёс, словно ночные туфли самолёта. Проталины от горячего масла темнели на снегу. А на сугробе была нарисована рожа, и под ней начерчено: «Суханыч». Это рисунок Саши.
Суханову стало нестерпимо грустно в этом осиротевшем гнезде, и он побрёл в бревенчатую избу, где ночевали лётчики.
В этот вечер лётчикам не спалось.
Странно всё это произошло. Вылет был самым обычным. Целый час носились, никого не встретив ни в воздухе, ни на земле. Наконец, разыскали небольшой эшелон, затаившийся в выемке между скал. Все вагоны были окрашены под скалы, засыпанные снегом. Но всё-таки различили их и начали бомбить. Стали разбегаться солдаты. А когда эшелон был уничтожен и Муразанов собрал всех лётчиков в строй, Горюнов летел на своём месте, во втором звене. Потом он почему-то отстал и скользнул вниз, как замёрзшая на лету птица. Похоже, что у него сдал мотор.
И тут все вспомнили неразговорчивого, неповоротливого моториста, от которого больше, чем от вражеских пуль, зависела жизнь Горюнова.